– Понятно, – Фрунзе согласно кивнул головой, потом задумался и, минуту поколебавшись, спросил: – Коба, а ты не против, если я «нашего дорогого друга» на совещание по авиации затяну?
– А зачем он тебе там? Он же не летчик и не авиаконструктор? – удивился Киров.
– Да-а-а… бывает, у него даже в обычном разговоре проскакивает временами что-нибудь такое необычное, но полезное. Я ещё в прошлый раз это заметил. Например, как ты думаешь, откуда у нас взялось понятие «жизненного цикла изделия»?
– Неужто от него? – не поверил Киров. – Очевидная ж вещь!
– Очевидная-то очевидная, а вот пока он не сказал, никто не додумался. А ведь какое влияние на планирование оказала.
– Это да, – согласился Киров, – я читал статистику. После «перешивки» принципов планирования с учётом затрат по поддержанию работоспособности техники и оборудования на весь период жизненного цикла простои уже даже за прошедший год удалось сократить не менее чем на десять процентов. За счет увеличения производства запчастей и расходных материалов. И хотя выход готовой продукции вследствие переориентирования производства на увеличение объемов выпуска запчастей и расходников несколько уменьшился, суммарный рост производительности труда на условную единицу техники и оборудования с лихвой перекрыл все потери. А предварительные расчёты, которые сделал Леонтьев
[119] на будущую пятилетку, вообще фантастические цифры дают…
– Вот это я и имел в виду, когда говорил, что пользы от «нашего дорогого друга» больше, чем от десятка самых знаменитых академиков, – усмехнулся Сталин, после чего повернулся к Фрунзе. – Хорошо, зови…
Тот же, кто послужил поводом к столь жаркому обсуждению, в этот момент как раз входил в дом, в котором проживала его семья. Графиню фон Даннерсберг с сыном по местным меркам устроили с размахом, выделив для проживания целый отдельный особнячок на Садово-Кудринской. Алекс смутно помнил, что в этом здании в будущем располагался чей-то музей, то ли Пушкина, то ли Толстого, то ли Чехова, но, похоже, музей появился в этом особнячке куда позже. Потому что вряд ли для размещения его семьи стали бы выселять музей… Помимо Эрики и Ваньки в особнячке постоянно проживали няня, кухарка, горничная и истопник, исполняющий ещё и обязанности дворника. А кроме того, имелась ещё и охрана. Один пост был расположен прямо при входе, в холле, а ещё трое постоянно дежурили в квартире первого этажа в соседнем доме. Обо всём этом Алексу рассказал начальник личной охраны Сталина Николай Власик. Поскольку именно ему было поручено обустройство столь важной для советского правительства иммигрантки. Видимо, привлекать для этого кого-то ещё, кроме самых близких и преданных людей, Сталин посчитал опасным… Причем не только рассказал, но и показал, лично сопроводив на, так сказать, «конспиративную квартиру» и познакомив со старшим «тревожной группы».
– Знакомьтесь, Александр, это, так сказать, ангел-хранитель вашей семьи, Василий Ощепков. Отличный стрелок и рукопашник. Один из лучших знатоков «дзюу-до»
[120] в стране. Он с товарищами будет находиться в этой квартире постоянно и, в случае возникновения каких-то непредвиденных ситуаций, сумеет быстро прийти на помощь…
Охранник в холле, для маскировки изображавший из себя не то швейцара, не то гардеробщика, принял у него пальто и коротко доложил:
– Всё в порядке, Александр Николаевич. Агата Сергеевна у себя в кабинете.
Ну да, у них с Эрикой имелось ещё по одному паспорту, в который были вписаны другие имена и фамилии. Ну почти… Ему, например, имя оставили, хотя отчество и фамилия, естественно, были совершенно иными. То есть ни Хубером, ни До'Урденом, ни Штраубом он в нём не значился. Ну да, Александра Штрауба в этом времени знали многие, и он был мало похож на того человека, которым он выглядел в настоящий момент. А у Эрики поменяли всё – и имя, и фамилию.
Когда Алекс заглянул в кабинет, Эрика, что-то набивавшая на машинке, повернулась в сторону двери и, увидев его, полыхнула улыбкой. После чего выскользнула из-за стола и, подбежав, повисла у него на шее.
– Ты пришёл? Я сейчас, добью абзац и освобожусь…
Эрика работала редактором-переводчиком в издательстве Промакадемии
[121]. Она сама ещё в прошлом году попросила дать ей какую-нибудь работу, потому что, несмотря на то что семья Алекса обеспечивалась по самому высшему разряду, её деятельной натуре претило сидеть и ничего не делать. Занятий же живописью было недостаточно. А заниматься всем остальным, во что она была вовлечена до момента переезда в СССР, возможности не было. И потому что приходилось скрываться, и-и-и… с пузом как-то не особенно удобно гонять на мотоцикле или ставить яхтенные паруса. Да и сразу после родов состояние роженицы также довольно долго не очень-то располагает к подобной активности…
В Москву семья До'Урден вернулась ещё месяц назад. Нет, в домике Алекса они провели всего около двух недель. Остальное время было потрачено на путешествие. Потому что на этот раз, из предосторожности, они добирались до СССР кружным путём, сначала выдвинувшись в Геную, потом доплыв на итальянском лайнере до Афин, где уже пересели на советский корабль, который довез их до Одессы… Путешествие прошло хорошо. Ну почти… Эрика буквально «выпотрошила» его на информацию, заставив рассказать даже то, что он и сам не очень-то помнил. И большую помощь в этом ей оказали привезенные им альбомы с рисунками. Сказать, что жена засмотрела их до дыр – это ничего не сказать… Хотя поначалу её очень шокировали и мини-юбки, и шортики, и раздельные купальники, да и мода будущего вообще. А над «драными» джинсами она откровенно ржала:
– Нет, я понимаю, что та же «национальная» еда это, как правило, пища самых бедных слоев общества. Всякие там виноградные улитки, пицца, рецепт которой, по существу, представляет из себя вариант – в доме нет ничего для полноценного блюда, так что возьмем всё, что осталось, и сляпаем из него что получится. Но сделать модными откровенные лохмотья…
Но затем схватила карандаши и принялась рисовать платья, костюмы и даже нижнее бельё, представлявшие из себя нечто среднее между тем, что она увидела на картинках, и современной модой. А в Генуе, пока они ждали пароход, умудрилась заказать несколько новых вещей по своим эскизам. Причём, судя по тому, как они на ней сидели, а также по реакции других пассажиров, причём как мужского, так и женского пола – модельером она оказалась весьма талантливым.
