– А вы что можете сказать по этому поводу, Александр Николаевич?
– М-м-м… извините, я как-то… слегка отвлекся? – пробормотал Алекс, недоуменно глядя на народного комиссара СССР по военным и морским делам. Блин, где он и где авиация?
– У нас тут возобновился спор, за какими самолетами будущее? За бипланами и монопланами? – пояснил Фрунзе. – Андрей Николаевич
[128] утверждает, что исключительно за монопланами. А вот Николай Николаевич
[129] утверждает, что бипланы ещё рано списывать. А как вы думаете?
Алекс задумался. Непосредственно авиацией он занимался мало. Нет, занимался, конечно… Семён Лукич его даже в Монино, помнится, таскал, да и некоторые материалы, подготовленные стариком, ему также пришлось вычитывать, но уж точно куда меньше, чем флотом и даже танками и бронетехникой. Так что сейчас, похоже, нужно срочно вспоминать всё, что он тогда слышал и читал.
– За монопланами, конечно, – осторожно начал он. Насколько ему помнилось, в войну ни одна страна бипланов на вооружении уже не имела. Разве только всякие «суррогаты» типа «У-2»
[130].
– А вы, собственно, кто? – недовольно уточнил товарищ, которого Фрунзе представил как Николая Николаевича. Но вместо Алекса ответил нарком.
– Александр Николаевич – мой советник по-о… перспективным исследованиям, – с небольшой заминкой произнес Фрунзе. – Его усилия сейчас сосредоточены на несколько другом направлении, но я не мог не пригласить его на это совещание. И несколько удивлен, что он ведёт себя столь пассивно. Александр Николаевич, прошу вас, пожалуйста, поделитесь с нами вашими представлениями о том, на что, по вашему мнению, стоит обратить внимание в области авиации.
Вот это попадалово! Алекс встал, одернул гимнастёрку, в которую облачился специально, чтобы не выделяться среди других присутствующих, продолжая лихорадочно вспоминать, что он помнит об авиации вообще и авиации времен Второй мировой войны в частности. После чего начал говорить…
Несмотря на то что он старался тщательно обдумывать, что именно сказать, и говорил достаточно медленно, это был та-акой сумбур… Алекс вещал о механизации крыла, винтах изменяемого шага, большом значении аэродинамики, непременном использовании убираемого шасси, повышении живучести самолётов путем использования протектированных баков и системы заполнения баков по мере выработки топлива охлажденными выхлопными газами, дабы избежать взрыва при попадании, использовании специальных пилотских кресел с бронеспинками и бронезаголовниками, стандартизации всего, что только возможно – от горловин заправочных баков до шин, приборных щитков и накладок на ручки управления, важности эргономических исследований для создания наиболее удобных условий работы как пилотам, штурманам и стрелкам, так и механикам и техникам по обслуживанию самолётов, потому что быстро обслуженный самолет быстрее вернётся в бой, что равнозначно большему числу самолётов в бою без дополнительных затрат на их производство и обучение пилотов для них, оснащении дальних бомбардировщиков туалетами и микроволновыми печками…
Гомон, перешедший в смешки, после того как Алекс в ответ на вопрос что такое протектированные баки, пояснил, что это баки из такой специально обработанной бумаги
[131], довольно быстро стих, потому что все заметили, как Фрунзе старательно записывает всё сказанное. А когда «товарищ выступавший» в ответ на весьма ёрнически заданный вопрос на хрена нужен бак из бумаги пояснил, что, во-первых, бумажные легче и дешевле, а во-вторых, металл при простреле образует заусенцы, что затрудняет затыкание дырок, потому что слой невулканизированной резины, размещённой между двух слоев бумаги, пропитанной наполнителем и предназначенной для того, чтобы, вспучившись при контакте с топливом, заткнуть дыру, натыкается на заусенцы, записывать начали и конструкторы.
Так что вопросы, которыми его засыпали после того, как он замолчал, звучали уже не ёрнически. Ответов на большую часть из них он не знал. Но на кое-какие ответил. И, похоже, их оказалось достаточно для того, чтобы им заинтересовались. Потому что после объявления перерыва к Алексу последовательно подошли Андрей Николаевич, Николай Николаевич, а также ещё какие-то мужчины, представившиеся директором и главным инженером авиационного завода номер двадцать два с приглашением приехать к ним и пообщаться более предметно…
– Явился ли ты, раб божий Александр, на сие венчание по своей воле? – строго спросил Алекса патер Михаил, отвлекая его от воспоминаний.
– Да, – твёрдо произнес тот…
Свадьбы не было. Ну, такой, обычной, шумной, с десятками гостей… После церкви они с Эрикой вернулись в особняк на Садово-Кудринской, где Алекс распорядился накрыть в библиотеке стол, разжечь камин и расставить свечи. Из гостей был только Фрунзе. Как-то так получилось, что из всего «триумвирата» посвященных в его тайну парень ближе всего сошелся именно с наркомом по военным и морским делам. Почему так произошло, он как-то не думал, но вот так сложилось… Михаил Васильевич привез подарок от Сталина, в виде роскошного жемчужного гарнитура для Эрики, похоже из «коллекции ГОХРАНа»
[132]. Алексу достался набор письменных принадлежностей какой-то незнакомой фирмы Sheaffer
[133]. Вот он, похоже, был новым. От себя Фрунзе подарил им по пистолету. Алексу – «ТТ», а Эрике – новенький компактный «вальтер».
Официальная «первая брачная ночь» прошла… волшебно. Похоже, для Эрики факт венчания был действительно очень важен. Поэтому она была счастлива и возбуждена до-о-о… полной раскованности. Сегодня она не то что позволяла, а прямо требовала от Алекса всего, про что раньше даже рассказы слушать стеснялась. И получала! Тем более что Ваньку няня на эту ночь забрала к себе домой. Да и вообще, из прислуги во всем особняке остался только охранник на первом этаже. Остальных отпустили. А спальня молодоженов располагалась на втором этаже в дальнем конце коридора. Так что, несмотря на то, что Эрика отрывалась по полной, не щадя голосовых связок, услышать он ничего был не должен. Впрочем, судя по тому как охранник утром смотрел на Алекса, кое-что он всё-таки услышал. И, похоже, не так уж мало…
