– Кара, продай нам свою фатерку.
Я удивилась:
– Зачем? У вас теперь аж три есть!
Верка давай верещать:
– Дети пополнения ждут, Катюша беременна двойней. Игорь на дому часто работает. Идея такая родилась: мы в твоей однушке ему салон устроим. Очень удобно получится, только лесенку от нас спустить. Уже в БТИ проверили, объединить жилье можно. И нам хорошо, и тебе тоже!
То, что им удобно, сразу ясно. А мне-то это зачем? Верка меня уламывать принялась:
– Поможем тебе купить приличные метры. С видом на лес!
Ах! Значит, придется отселяться мне к филькиному сараю? Нашла дуру! Из хорошего района ехать в грязь, где гастарбайтеры живут? Короче, послала я их. И Верка принялась слухи обо мне распускать. Врет она все.
– Как только Липа узнает, что покушение на вас не удалось, она предпримет новую попытку, – сказала я, – лучше все мне сейчас расскажите, мы подумаем, как вас обезопасить.
– Несколько лет тому назад на меня наехали коллекторы, – заговорила Карина, – я взяла небольшой кредит, рассчитывала отдать, да не вышло вовремя. Негодяи стали меня донимать, грозили квартиру отобрать. Я в отчаянье впала, где денег надыбать? Еще в один банк бежать? Новый кредит на плечи взвалить? Ну я и подумала: Липа живет с Алевтиной. Я Зиновьеву знаю. Когда Олимпиада в психушке работала, Аля к ней часто на службу приходила. Зиновьева тогда тоже была нищей, приводила с собой дочку. Зачем? А пожрать. От больных много чего оставалось, на кухне всегда найдется чем похарчиться. Аля с Зямой ели и домой втихаря брали. Повара там добрые были, ребенка жалели, набивали полные пакеты для малышки. В больнице как положено? В отделении семьдесят человек, значит, семьдесят душ на питании. То, что один под лекарствами спит, другой ничего не жрет, потому что в истерике бьется, третьему родные такую поляну каждый день накрывают, что плевать он на столовские котлеты хотел, в расчет не принимается. Списочный состав семьдесят? Готовьте точно на них. Что осталось – в помойку.
Карина сложила руки на груди.
– Решила я к Алевтине пойти, в ноги упасть. Что ей двести тысяч? Как мне одна копейка! Наверное, Зиновьева помнит, как на кухне исподтишка кашу доедала. Ей повезло по жизни, богатая теперь. Мне не подфартило. Олигарх поломойку не поймет. Но Аля-то сама попала из грязи в князи. Неужели не протянет мне руку помощи? Но даже если она меня далеко пошлет, то я хоть попытаюсь. Под лежачий камень вода не течет. И я поехала.
Карина опять схватилась ладонями за щеки.
– Подошла к их дому. Стою, никак постучать не решусь. Потом отважилась в окно первого этажа заглянуть, посмотреть: чем Аля занимается? Вдруг я зря приехала, нет хозяйки? Ну и увидела… Липу с кочергой… Она ее… прямо на голову Зямы опустила. Ужас. Жуть. Кошмар.
Яковлева подробно рассказала о том, как Олимпиада ударила девочку. А я немедленно набрала телефон Дегтярева.
Глава 31
– Спокойно! – скомандовал Александр Михайлович. – В коробке та самая пицца?
– Да, – начала я, – сейчас…
– Молчи, – скомандовал полковник и взял трубку. – Гена, зайди.
Отдав эксперту пиццу, Дегтярев сурово посмотрел на меня.
– Итак! Докладывай! Четко. Без бабских визгов. Начинай.
– Я никогда не визжу, – обиделась я.
– Ну вот! Началось, – закатил глаза полковник, – предупредил же! Без истерики.
– Это реакция на твое несправедливое обвинение! – выпалила я.
– Говори по делу!
Но я решила сказать все, что думаю:
– Если сюда приходит посторонний человек, ты просто Сахар Медович. А со мной прямо медведь гризли злобный.
– Перестань, – поморщился толстяк.
– Любую другую женщину ты будешь слушать, не заговоришь, как со мной: «Докладывай. Медленно. Четко». Я же не твой сотрудник, который в чем-то провинился. Сам всегда твердишь: если человек пришел на прием, его надо приветливо встретить. Значит, посторонним пряники, а мне сковородой по…
– Давай не нервничать, – предложил полковник. – Хочешь кофе и пирог с заварным кремом? С удовольствием угощу тебя.
Я сменила гнев на милость:
– Ну ладно.
– Вот и славно, – обрадовался Дегтярев, – забудем про истерики. Докладывай. То есть… слушаю тебя… э… моя радость, очень внимательно.
Я расхохоталась.
– Все! Прощен! За многолетнюю дружбу я слышала от тебя слова «моя радость» дважды. Один раз очень давно, когда у тебя от того, что объелся салатом из черной редьки, сердце прихватило. Ты решил, что умираешь, и пришел в романтическое состояние. А второй раз сейчас, и, честное слово, не пойму почему. Вроде ты выглядишь вполне здоровым.
– Просто я подумал, что ты права, – вздохнул толстяк, – я никогда тебя не хвалю. Нехорошо это.
Вот тут я забеспокоилась.
– Милый, тебе плохо? Что-то болит? Ты никому не сказал, пошел к врачу и услышал неприятный диагноз? Все лечится, не бойся.
Александр Михайлович покраснел.
– Я здоров со всех сторон. Вечно ты чем-то недовольна!
Я выдохнула. Все нормально. У Дегтярева всего-то случился приступ любви ко мне. У мужчин это бывает, они чаще всего в самый неподходящий момент говорят женщине комплименты. Желание стать Ромео нападает стихийно, но не тогда, когда нам надо. Сколько нас, девочек, которые решили устроить праздник мужу в годовщину свадьбы? Детей отдали бабушке, на столе бутылка вина, свечи, сама в красивом платье, с прической, макияжем, в туфельках на каблуке. Дверь открывается, входит супруг. Молчит. А ты ему:
– Милый, как я выгляжу?
И вместо горы комплиментов, букета, подарка в ответ раздается:
– Нормально. Дай поесть, я устал.
Бесполезно рыдать, напоминать о годовщине, упрекать в равнодушии. Ничего приятного вы не услышите. Почему? Потому что жена, по мнению мужа, на пустом месте ссору затеяла, не достойна она любви и ласки. Через пару месяцев стоишь у плиты в халате, на голове кошки дрались, макияж – румянец от жара сковородки, где котлеты шкворчат, и вдруг муж говорит: «Любимая! Ты самая лучшая на свете». Ну что ему стоило эти слова сказать в тот момент, когда ты от обиды рыдала?
– Начинай, – повторил полковник.
– Как ты знаешь, в нашем доме билась в эпилептическом приступе Алевтина Зиновьева, – завела я рассказ, – умерла она в реанимации от инсульта. Но она никогда не страдала падучей, судороги у нее начались совсем недавно. Аля сирота, была замужем. Алексей, ее муж, сообщил жене, что у него тоже нет родителей, но потом выяснилось, что парня выгнали из дома папа с мамой. По мнению близких, он лентяй, который не пойми что изобретал, не работал, денег не получал… И что самое ужасное – родители его считали убийцей сестры Валерии. Аля и Леша оказались на грани нищеты, да еще у них родилась дочка. Девочку Алексей назвал в честь своей матери Светой. Парень надеялся, что суровая родительница дрогнет и хоть чем-то да и поможет сыну. Но Светлана Федоровна не сжалилась, она возненавидела Лешу из-за кончины Леры. Алевтина, которой муж соврал, что его предки умерли, ничего не знала, девочку она звала Зямой. Детское прозвище осталось у ребенка до сих пор. У Али и Леши был только один человек, который их поддерживал, – Олимпиада Маркина. У нее в те годы водились кое-какие денежки, Алевтина постоянно была у подруги в долгу, а еще Липа не отказывалась присмотреть за Зямой. А потом случилось чудо. Изобретение Алексея запустила в производство крупная иностранная фирма и стала платить парню проценты с продаж. Не спрашивай, что он изобрел, я понятия не имею, но это принесло и до сих пор приносит огромные барыши. Семья быстро разбогатела. Алевтина обзавелась большим домом, красивой модной одеждой, машиной. Липа тогда уже развелась с первым супругом и через некоторое время вышла замуж во второй раз за Сергея Баклана. Новый спутник жизни поменял свою фамилию на Маркина. Увы, Олимпиада влюбилась в плохого парня, тот стал гулять. И подозреваю, что он ничего не сообщил супруге о том, что отсидел срок за драку, в которой погиб человек. Баклан-Маркин постоянно ходил налево, и в конце концов случилась трагедия. Во время очередного свидания Сергея с очередной любовницей Ириной Казиной в комнату к ним ворвался ее рогатый муж, произошла потасовка, и супруг Ирины погиб от руки Маркина. Убийцу задержали, посадили в Бутырский изолятор. Обстановка там не из лучших, Сергей стал просить помощи у Липы, но та, глубоко оскорбленная изменой любимого, палец о палец не ударила. Поддержку Маркин, но мне почему-то хочется его звать – Бакланом, неожиданно нашел там, где совсем не ожидал. К нему на свидание пришла Алевтина. Зиновьева стала его добрым ангелом, она наняла дорогого адвоката, посылала Маркину передачи. После того как Сергей вышел на свободу, Аля дала ему денег на учебу. Сейчас Сергей стал другим человеком, он работает, получил диплом не престижного, но все-таки института, много читает, самообразовывается, солидно зарабатывает. А у Алевтины случилась беда. Зяма неожиданно рано вернулась из школы, застала в доме воровку, которая рылась в шкафу матери в поисках денег. В спальне Али есть камин, преступница схватила кочергу и ударила девочку. Следствие решило, что это дело рук Шереметовой. Итог: Зяма долго лечилась, ей пришлось навсегда забыть о своей мечте стать балериной. Да, девочка по сию пору посещает академию танца, но после удара кочергой у нее начались головокружения, танцевать она не в состоянии. Зяма решила стать хореографом. Школу она окончит в семнадцать лет, ставить на сцене театра балет ей не разрешат. И что ей делать? Преподавать «два притопа, три прихлопа» в каком-нибудь детском коллективе или вести уроки танцев при фитнес-клубе? Мать пообещала открыть для нее театр-студию. Вроде все окончилось благополучно. Ан нет. Алевтина так испугалась нападения грабителя, что привязала дочь к себе. Зяма никогда не появлялась на улице одна, не имела подруг, была полностью подчинена, подмята Алевтиной. В свои пятнадцать она выглядела максимум на двенадцать. Мать покупала ей одежду по своему вкусу, кормила так, как считала нужным. У девочки нет аккаунтов в соцсетях, потому что Алевтина запретила их заводить. Впрочем, не будь Аля против интернета, Зяме все равно не с кем общаться, у нее нет друзей.
