А Зяма продолжала:
– Меня ждет роскошная жизнь в Англии. Пять лет. Там я буду делать что хочу. Вернусь в Москву. Или не вернусь. Но где бы я ни оказалась, я буду богатой. Денег становится все больше, изобретение отца нужно всем. Алевтина, которая велела меня ударить, лежит на кладбище. Липа в муниципальной богадельне спит в комнате на десять вонючих старух, ходить она не может. Сергей Петрович Баклан получит большой срок. Все, кто участвовал в истории с кочергой, кто хотел денег, кто считал меня маленькой наивной девочкой, которая не помнит, кто ее по голове шандарахнул… все, кто думал, что они использовали меня в своих целях… Где они? А? Получили желаемое, а?
– Пассажирка Зиновьева, рейс Москва – Лондон, вас ждут в самолете, – пропело радио.
Зяма рассмеялась.
– Слышали? И подождут еще, потому что у меня статус билета – вип-бизнес. Где Сергей Петрович, который загипнотизировал бедную девочку, глупую, несчастную, наивную? А? Я лечу в Лондон. Я с деньгами. Я свободна. Я ничья. Больше никто никогда не сможет командовать мной.
Мне оставалось только моргать. Лишь сейчас до меня дошло: не Баклан-Маркин использовал Зяму, а она его. Девочка выполняла все его приказы, а когда ее обидчики оказались кто на кладбище, кто в больнице, она прибежала в кабинет к Дегтяреву каяться, рыдать, умолять о прощении. И мы! Опытный сыщик и я пожалели несчастную девочку, жертву Баклана.
– Сны, которые ты якобы видела, – вдруг осенило меня, – Липа, поднявшая кочергу! Но удар-то пришелся тебе по затылку. Ты не могла видеть, кто это сделал. Ты все придумала.
Зяма рассмеялась.
– А вы это только сейчас поняли! Ваш полковник тоже не сообразил, он вызвал наилучшего, наихитрейшего адвоката, а вы оплатили его услуги. Спасибо! Где они, те, кто хотел меня убить и обобрать? Где? А там, где заслужили. Мораль: не трогай маленькую, хрупкую, глупую девочку, сам в идиотах окажешься. Где они? А где я? Я буду учиться в Лондоне. Я счастлива. Я богата. Я свободна.
Зяма развернулась, быстрым шагом пошла вперед, опять оглянулась и крикнула:
– Даша! Я на вас не сержусь. Вы мне помогли. Добрый человек не всегда глупый, но в вашем случае эти качества совпали!
Помахав мне рукой, Зяма вильнула налево и исчезла из зоны видимости.
Я постояла пару минут в оцепенении, потом неожиданно вспомнила «Дневник радостей Снежинки», который Аля велела вести дочери. Мама хотела, чтобы девочка научилась каждый день испытывать счастье. Наверное, сегодня Зяма напишет про свой отлет из Москвы.
Я медленно пошла на парковку. «Дневник радостей Снежинки» следует переименовать в «Дневник пакостей Снежинки». Похоже, Зяма получает хорошие эмоции лишь совершая гадости. На шоссе не было пробок, до Ложкина я добралась быстро. Выйдя из машины, я приняла решение: не стану рассказывать Дегтяреву о встрече с Зямой. Полковник все равно ничего не сможет сделать и очень расстроится.
Мой мобильный ожил.
– Милая, у нас есть хлеб? – спросил Маневин.
– Перезвоню тебе, – воскликнула я и набрала номер Нины.
– Да, – ответила няня.
– У нас есть хлеб? – повторила я вопрос мужа.
– Нет! – весело сказала Нина Сергеевна. – Я как раз собралась в магазин.
– Куда? – насторожилась я.
– В магазин при поселке!
– Нина! – закричала я. – Ни в коем случае!
– Почему? – спросила няня. – В супермаркете продукты хорошего качества.
– Нет! Стойте, – велела я.
– Да почему? – повторила Пантина.
– Помните, что случилось в феврале, когда мы приехали снимать ваш гипс и сделали рентген?
– Ну… доктор сказал… там что-то куда-то съехало и навертел новые лангетки. Велел носить их до начала мая.
– А по какой причине «что-то куда-то съехало»? – вкрадчиво спросила я. – Потому что вы не послушали врача, который запретил вам опираться на больную ногу, велел ездить в кресле. Вы скакали по этажам на одной ноге, а ту, что травмирована, часто опускали на пол. Мы вам запретили покидать коляску.
– Так я в ней поеду! – пообещала няня.
– Как? – завопила я. – У вашей каталки сломался аккумулятор. Денис его снял. Новый привезет только завтра утром. По дому вы рассекаете, крутя колеса руками. Но до магазина далеко и…
Сзади послышался скрип, стук, сопение… Я обернулась.
Из ворот нашего участка выкатилось инвалидное кресло, в котором восседала Нина, коляску тянула… так и хочется сказать: тройка гнедых. Но нет. Впереди всех, высоко поднимая лапы и явно ощущая себя цирковой лошадью, вышагивала Афина, чуть сзади семенила Черри, пуделиха давно оглохла, но лапы у нее резвые, порой даже слишком. Рядом с Черри гарцевала Мафи. А мопс Хуч восседал на коленях у Нины, которая держала в руке нечто странное. Я присмотрелась и поняла: няня вооружена палкой от швабры, к которой привязан ярко-красный пояс от моего нового, ни разу пока не надеванного платья.
– Дашенька, – закричала Нина, – вы же помните, как Дениска объяснял: стульчик экспериментальный, впереди есть кольцо, к которому надо привязывать собачью упряжь. Я нашла его!
– Кого? – выдохнула я.
– Колечко! – с восторгом пояснила Нина. – Сделала эти… забыла, как правильно их назвать… э… лямочки.
– Зачем вам Хуч? – задала я абсолютно нелепый в данной ситуации вопрос.
– Ну не оставлять же его одного дома, когда остальные в магазин подались. Мопс будет нам завидовать, – объяснила Нина. – О! О! О! Дашенька! Пока вас не увидела, совсем позабыла названия элементов упряжи. Но я-то их знала. Мой цыганский барон вечно лошадей крал. Меня учил, как коня запрягать. А сейчас я посмотрела на вас и…
Нина на секунду умолкла и опять зачастила:
– Вспомнила все! Подбрюшник, супонь, гужи, чересседельник, шоры.
Я привалилась к забору, а няня все говорила:
– Оглобля, постромки, подпруга, вожжи, седелка, кольцо шлеи… И еще тьма всего. Поверьте, собаки запряжены по всем цыганским правилам! Мы выехали и сейчас помчимся. Смотрите! Летим мухами! Все английские верховые рядом с нами ничто. Э-ге-ге!
Нина залихватски свистнула и взмахнула палкой от швабры. Пояс от моего платья взлетел, упал и легко коснулся спины Афины.
Собакопони чуть присела и рванула вперед! Мафи понеслась рядом, Черри тоже не подвела. Тройка собак полетела вперед.
– Хуч! Держись! – завопила няня, проносясь мимо меня, остолбеневшей от увиденного.
Мопс гордо восседал на коленях специалистки по воспитанию младенцев, его уши трепал ветер.
Я обрела дар речи:
– Нина, вы…
Договорить: «С ума сошли, немедленно вернитесь, вдруг упадете», я не успела, до меня долетел голос няни:
– Дашенька! Я счастлива у вас работать, вы такая умная, красивая, потрясающая.