— Почел бы за честь, но, право, предпочел бы назначение на боевой корабль.
— О, будьте покойны, в штабе Макарова на берегу не посидите! Правда он весьма своеволен, и штаб себе сам набирает, но я могу составить протекцию. Так хотите?
— Прошу прощения, ваше высокопревосходительство, а что с «Боярином»?
— А что с «Боярином»? Вот выйдет из дока «Паллада», поставим на ее место, да и залатаем с божьей помощью. Постойте, хотите на крейсер?
— Если на то будет ваше благорасположение.
— Ну, что же, можно подумать и о «Боярине», на нем некомплект. Сарычева, кстати, завтра судить будут. Новый старший офицер тоже еще не прибыл… Хорошо, я подумаю.
— Благодарю.
— Не стоит, занимайтесь пока вашими шарами, а к окончанию ремонта, полагаю, все и решится.
Вернувшись домой, Ефим Иванович подал пальто прислуге и зябко потер замершие руки.
— Ты не поверишь, Капочка, кто сегодня заходил отдать телеграмму.
— Ты так говоришь, как будто это был сам наместник, — пожала плечами Капитолина Сергеевна, подставляя щеку для поцелуя.
— Бери выше, дорогая, к нам заходил сам великий князь Алексей Михайлович! И помнишь, что я тебе говорил? Наш знакомый лейтенант Романов и великий князь одно и то же лицо!
— Не может быть! — воскликнули в один голос Капитолина и Людмила Сергеевны.
— Еще как может! — С победным видом воскликнул чиновник, — я сам слышал, как его титуловал жандарм. Ты знаешь, Капа, а ведь я не принял сразу его телеграмму. Да-с! Ничего не поделаешь, приказ наместника. Но, представляешь, Алексей Михайлович и не подумал возмущаться или грозить, как тот жандарм, а поехал к наместнику и получил разрешение. И даже сказал мне: — «Дура лекс — сэд лекс!»
[23] Это по латыни означает…
— Это означает, Фима, что ты круглый дурак! — всплеснула руками его супруга, — только раньше об этом знала лишь я, а теперь это известно еще и великому князю! Мила, ты слышала, что он натворил? Представляешь, просто какой-то социалист-народник! Телеграмму у великого князя не принял.
Но Людмила Сергеевна совершенно не слушала, как сестра пилит своего мужа. Ей почему-то показалось очень достойным поведение великого князя, не ставшего требовать для себя привилегий. Впрочем, прогрессивной барышне, какой без сомнения она была, не пристало долго думать о власть предержащих и, в особенности, о членах императорской фамилии. Так что Мила попыталась прогнать от себя эти мысли и отправилась проверять, как ее племянник сделал уроки.
* * *
— Ознакомьтесь Оскар Викторович, — протянул недавно полученную депешу наместник. — Вам будет очень любопытно.
— А что это? — почтительно принял документ Старк.
— Наградные списки за бой двадцать седьмого января.
— Однако! Я ожидал их не ранее марта.
— Вы читайте-читайте, там за еще одно дело награды.
— Какое дело?
— Спасение «Боярина».
Лицо Старка неуловимо изменилось, и он сразу перешел к концу.
— Капитану первого ранга Матусевичу — орден святой Анны…, лейтенанту Балку второму — орден святого Георгия четвертой степени, лейтенанту великому князю Романову орден святого Станислава с мечами и бантом третьего класса… — довольно щедро, для той реляции, что мы составили.
— Алексею Михайловичу, еще за бой на «Полтаве» клюкву
[24] на кортик, и по совокупности заслуг чин капитана второго ранга
[25] за отличие.
— Это невозможно!
— Еще как возможно, ваше превосходительство!
— Но реляции…
— Как выяснилось, любезнейший Оскар Викторович, теперь имеют значение не только реляции, но и газетные публикации. Простите за каламбур!
— Простите, не понимаю.
— Я сам не очень понимаю, но мне тут друзья приватно сообщили следующее: некий журналист Ножин отправил в столичные газеты статью, в коей в красках живописал геройство нашего великого князя и… скажем так, скудоумие высшего командования, сиречь нас с вами. Каково?
— Но как подобные вещи пропустили в печать?
— Хитер собака! Как разъяснили мне друзья, цензоры увидели, что члена императорской фамилии превозносят, то читать до конца и не стали. А теперь в полном недоумении находятся, ведь не запретишь. Так что наш Алексей Михайлович в петербургских салонах теперь весьма популярен. Как же, герой! Кстати, а вы не знаете кто этот Ножин?
— Не имею ни малейшего представления.
— Ну, ничего сыщем. У нас теперь, слава богу, и жандармы свои имеются, найдут!
— Говорил я вам, ваше высокопревосходительство, — удрученно проговорил Старк, — не надобно великого князя на «Боярина» назначать…
— А ведь он теперь на крейсере самый старший в чине… — сообразил наместник, — и в правду неладно получилось.
— Мне доложили, что «Новик» заканчивает ремонт. Кого ставим следующим?
— Пожалуй, «Палладу»!
— Все же, для противодействия вражеским миноносцам предпочтительнее легкие крейсера…
— «Паллада» крейсер первого ранга, так что приказываю первой ремонтировать ее.
Пока их превосходительства раздумали над кознями неведомого журналиста, наш герой осматривал японский брандер, выкинувшийся на берег минувшей ночью. Судьба его недавно вновь описала невероятный кульбит и вернула из порта на боевой корабль. Ну, или почти вернула, ибо крейсер «Боярин», к которому он был прикомандирован, был сильно поврежден. Разумеется, будь свободен док починка его не заняла бы много времени, но, увы, в нем стояла поврежденная во время вероломной атаки японцев «Паллада». Чинили ее не шатко не валко, так что док обещал освободиться не ранее чем через пару месяцев. Пока же многомудрое начальство рассудило за благо снять с поврежденного крейсера орудия для устройства, так называемой, кинжальной батареи. Будь у «Боярина» командир он, возможно, сумел бы отстоять свой корабль, но невезучий крейсер находился в совершенно невероятном для Российского Императорского флота состоянии. Командир его бывший капитан второго ранга Сарычев был осужден по делу: «о преждевременном оставлении судна едва не приведшим к его гибели». Суд довольно сурово обошелся с ним, приговорив к расстрелянию, замененному по военному времени разжалованию в нижние чины. Подобная строгость произвела в офицерском сообществе небывалый резонанс, и охотников возглавить оставшийся без командира корабль не находилась. Возможно, полагали его проклятым. Назначенный из Петербурга новый старший офицер лейтенант Семенов еще не прибыл, и должность его исправлял минный офицер лейтенант Никитин. Алеша же, получил под свою команду артиллеристов и четыре снятых с крейсера 120 мм пушки, из которых и была составлена «кинжальная» батарея. Именно ее орудия сыграли главную роль в отражении японской атаки, и теперь хотел посмотреть на дело своих рук.
