Брандер представлял собой обычный пароход груженый балластом. Если бы японцам удалось затопить его на проходе, русская эскадра была бы совершенно заперта на внутреннем рейде. Однако правильно организованная оборона из превращенного в непотопляемый форт «Ретвизана», береговых батарей, канонерок и миноносцев, не оставила противнику не единого шанса. До брандера великого князя и десяток вооруженных матросов доставил моторный катер с «Боярина» называемого по артурской традиции «Боярчиком». Поднявшись на борт, Алеша приступил к осмотру повреждений, а его матросы рассыпались по судну в надежде найти что-нибудь интересное. Как ни странно урон понесенный брандером от артиллерийского огня был крайне не велик. Русские снаряды оставили в его бортах аккуратные отверстия, по размерам которых было нетрудно определить автора попаданий. Чуть побольше от шестидюймовок «Ретвизана», чуть поменьше от пушек снятых с «Боярина», одно самое большое, несомненно, принадлежало десятидюймовкам «Электрического Утеса». Общим у них было одно — совершенно ничтожное воздействие на вражеский пароход. Но если в отношении береговых орудий стрелявших практическими
[26] снарядами это было понятно, то слабость морской артиллерии вызывало недоумение. Осмотрев все найденные им повреждения и некоторые из них зарисовав, лейтенант приказал своим архаровцам собираться. Те, как по команде, потащили неизвестно где найденные на вражеском корабле имущество: посуду, постельные принадлежности, фонари, стальные перлини и бог знает что еще.
— Вашбродь, а давайте пушку снимем, — обратился к Алеше один из подчиненных.
— Что за пушку, — заинтересовался тот.
— Да вот же, — показал матрос на стоявшее на мостике автоматическое орудие Норденфельдта. — Давайте снимем, да на «Боярчика» поставим.
Пройти мимо такой диковины ни один нормальный артиллерист не смог бы, и лейтенант тут же согласился. Матросы бросили таскать свою добычу и все вместе навалились на диковинную пушку. Быстро открутив гайки с анкеров, крепящих тумбу орудия к палубе, они сняли и поволокли свою добычу к катеру. Наконец все было погружено и можно было отчаливать, но внимательный Алеша обнаружил отсутствие одного из подчиненных.
— А где Никодимов?
— Где-то тут был… да вот же он!
— Вашбродь, — обратился к офицеру, пропавший было матрос, — так что, там японец в трюме!
— Живой?
— Ага, так точно, живой еще. Офицер ихний.
— Тогда тащите его сюда, смотри, если и впрямь офицер представлю к кресту!
— Рад стараться! Как будет угодно вашему императорскому высочеству!
— Да я-то тут при чем, — поморщился не любивший официального титулования лейтенант, — так в статусе знака отличия военного ордена написано: взял в плен офицера — достоин креста. А ты его считай что в плен взял, так что если не получишь креста, можешь даже в суд обратиться.
Матросы, возможно впервые в жизни услышавшие, что закон выше воли начальства недоверчиво переглянулись и кинулись за японцем. Не прошло и нескольких минут, как они вернулись, таща на себе раненого находящегося в бессознательном состоянии. Как только его переправили на борт, мотор катера заурчал и тот шустро побежал на внутренний рейд, к родному крейсеру.
— Доброе утро, Алексей Михайлович, — поприветствовал великого князя лейтенант Никитин с борта «Боярина», — я смотрю удачно сходили?
— Более чем, Дмитрий Васильевич, — довольно отвечал ему Алеша, — и японца нашли и пушку сняли, и матросы наши всяким барахлом разжились. Я боялся, что они мне катер потопят.
— Японца?
— Да, раненого. Надо бы ему помощь оказать, да в госпиталь отправить.
— Ну, за этим дело не станет.
— Что с «Новика» слышно? — обратился великий князь к минеру, когда закончилась выгрузка.
— С «Новиком» все хорошо, — пожал плечами лейтенант, — вот только после него в док поставят «Палладу».
— Как это возможно?
— Ничего не поделаешь, приказ наместника, плетью обуха не перешибёшь, — философски заметил Никитин.
— Это, смотря какой, — не согласился с ним Алеша.
— Как прошла ночь? — попытался перевести разговор на другую тему минер.
— Сами, небось, слышали нашу стрельбу.
— Спать хотите?
— Если честно, — сделал мечтательное лицо великий князь, — ужасно!
— Так и отправляйтесь, на батарее днем Берг и один справится.
Однако отправится спать, Алеше не судилось. К борту крейсера подошел «Силач» и стоящий на мостике Балк дурашливо проорал в его сторону:
— Здравия желаю вашему высокоблагородию!
— Что за шутки, Сережа? — удивился коротко сошедшийся с командиром буксира после их последней авантюры великий князь.
— Никаких шуток, моншер, — усмехнулся в бороду гигант, — только что объявили высочайшее повеление. Вся эскадра гудит, обсуждая награды, только вы ничего не знаете.
— Награды?
— Точно так, дружище. Государь наш за сражение 27 января щедр был неимоверно. Особенно «Полтаве» досталось, а вы, ваше императорское, как раз там и были и даже, кажется, в кого-то попали, а злые языки говорят, кого-то браунингом пугали. Так что с вас причитается! Кстати с меня тоже.
— За бой с японцами?
— Берите выше, за спасение «Боярина». Прошу любить и жаловать, я теперь георгиевский кавалер, а вы моншер, помимо второго ранга еще клюкву и Станислава с мечами. Не вижу повода не выпить!
Услышав о наградах, стоящий рядом Никитин заметно помрачнел. Балк, обратив внимание на его состояние, посочувствовал.
— Не журитесь, Дмитрий Васильевич, будут кресты и на вашу долю!
— Ваши бы слова, да богу в уши, Сергей Захарович, а то мне иногда кажется что мы до конца войны в ремонте простоим.
— Что, «Паллада» док занял? — правильно все понял Балк, — послушайте, может вам кессон сделать?
— Кессон?
— Ну, а что «Боевого» давеча чуть не разрезало другим миноносцем, слава богу, успел к «Полтаве» подойти, так там помощь оказали. Ничего, кессон уже сделали — чинят. С Греве вы, полагаю, о материалах договоритесь, попросите по старой дружбе мастеровых у Успенского, да и сделаете. А я вам с установкой пособлю.
— А ведь мысль, право, недурна, — воскликнул с воодушевлением Никитин, но тут же сник, — только качество будет соответствующее. А для нас обводы важны.
— Как знаете, господа. Так что, гуляем? Учтите Алексей Михайлович, отказа я не приму!
— Кто бы сомневался, — усмехнулся Алеша, — ну коли выхода никакого нет, то гуляем.
— В Ласточке?