— А мичман жив?
— А как же, уже ходют, только с палочкой. Навещали даже.
Стоящий рядом Сережа Егоров, внимательно всматривался в показавшегося ему знакомым офицера. Наконец, в его памяти зарницей вспыхнуло воспоминание о встрече в порту.
— Я вас узнал, — воскликнул он, — вы великий князь!
— Услышав его, собравшиеся вокруг матросы на секунду остолбенели, а затем дружно гаркнули приветствие.
— Ну, полно вам, раненые кругом, — утихомирил их Алеша и обернулся к гимназисту. — Кажется, мы знакомы, молодой человек?
— Да, я… мы…
— Погодите, я сам вспомню, — остановил переволновавшегося мальчишку капитан второго ранга. — Ах, да, вы Егоров. Сын Ефима Ивановича и Капитолины Сергеевны, верно?
— Да, меня зовут Сережа!
— Прекрасно, а что вы здесь делаете?
— Письма пишу раненым…
— Что же, весьма достойное занятие Сергей Ефимович. — Похвалил Алеша гимназиста и протянул ему руку, которую тот с восторгом пожал.
Великий князь в сопровождении Сережи обошел палату. Ежедневно приходивший сюда мальчик знал всех раненых и подробно рассказывал ему, как кого зовут, на каком корабле тот служил и при каких обстоятельствах и куда ранен. Алеша внимательно выслушивал, спрашивал, нет ли каких надобностей, и желал скорейшего выздоровления. Матросы привычно отвечали, что у них всего довольно, но было видно, что неподдельное внимание великого князя им приятно. Затем он навестил раненых офицеров, но здесь неформального общения не получилось. Услышав весть о посещении госпиталя членом августейшей фамилии, прибежало все местное начальство и принялось ходить за ним хвостом.
— Прошу простить меня, господа, — обратился он напоследок к раненым, — но мне уже пора. Желаю вам скорейшего выздоровления и возвращения на корабли. Предстоит много дел, и без вас мы не справимся.
— Алешка! — раздался дикий крик в коридоре и в палату влетел одетый в больничный халат Борис Владимирович. — Слава богу, ты вернулся! Я как услышал, хотел в порт бежать, да эти чертовы эскулапы, мне чакчиры
[87] не отдали. А без штанов, сам понимаешь, гусар может уйти только от дамы!
— Как ты себя чувствуешь, Боря?
— Да я то что, Кирилл вот погиб!
— Сочувствую. Но ты, как я вижу, пострадал не слишком?
— Тебе скажу, — кузен неожиданно схватил его за руку и зашептал на ухо, — я здоров! Но если я скажу об этом врачам, они тут же отправят меня в Россию. Поэтому всякий раз на осмотре я нахожу у себя какое-то недомогание и они меня лечат!
— Но зачем?
— Затем что я не хочу возвращаться! Даже в Маньчжурии я в лучшем случае буду плесневеть в каком-нибудь штабе. А я хочу отомстить, я хочу схватиться с этими узкоглазыми обезьянами в бою! Чтобы слышать, как хрустят их кости под клинком! И я клянусь тебе памятью брата, что пока не сделаю это, не будет мне покоя!
Говоря это, Борис приходил во все большее возбуждение, глаза его горели неукротимым огнем, перекосившийся рот дергался и Алеша чувствовал себя рядом с ним довольно неуютно.
— Ну а пока я побуду здесь, — внезапно совершенно успокоился тот. — Кстати, а здесь весьма недурные дамы. Я, право, даже не ожидал. Они милы, обходительны, ну кроме одной. Есть тут такая, мадемуазель Валеева, сущая мегера, но красоты невероятной. Хочешь, познакомлю?
— Думаю в другой раз, — пробормотал сбитый с толку перепадами настроения родственника Алеша. — Прости Боря, мне пора.
— Уже уходишь? — почти безразлично отозвался он, — ну и ладно. Ты заходи, тут ужасно скучно.
* * *
Поскольку Прохор ухитрился накануне неведомо где простудиться, а Архипыч застрял на броненосце, выполнять роль кучера пришлось Ваньке. Пока великий князь был в госпитале, парень сидел на козлах и предавался мечтам. Проделанный им вместе с хозяином поход и участие в сражении переполнило его осознанием собственной значимости. Правда, сражение он провел вместе с другими вестовыми в лазарете, помогая фельдшерам перевязывать раненых и ничего толком не видел. Несносный Архипыч пообещал надрать ему уши, если он высунет нос на палубу, а сам ушел вместе с Алексеем Михайловичем и по слухам даже стал к штурвалу, когда все в рубке погибли. Теперь старику, наверное, дадут еще один крест, а на что он ему? Нет, Архипыч конечно герой, но Ванька наверняка справился бы у штурвала ничуть не хуже и тогда бы крестом наградили его. Ну, ничего, теперь у Алешки, как за глаза звали его все слуги, свой броненосец и будут еще бои, в которых он себя и проявит. Будет и на его улице праздник, а на груди крест! Приободрив себя этими мыслями, кофишенк огляделся и заметил старого знакомого — гимназиста, которого он как-то видел на Ляотешане. Тот вышел из госпиталя погруженный в свои мысли и собирался куда-то бежать, но не тут то было.
— Не пыли стрюцкий, — поприветствовал его с козлов Ванька, — а то коней распугаешь.
Гимназист остановился и внимательно посмотрел на глядящего с чувством полного превосходства парня.
— Выгнали? — ехидно поинтересовался он у Ваньки.
— Откуда выгнали? — не понял тот.
— Ну, с флота, — охотно пояснил ему Сережа, — ты же теперь в извозчики подался? Тогда тебе надо форму сменить, а то, что за извозчик в бескозырке. Тебе теперь цилиндр надо лаковый, да кушак красный и бляху с номером!
— Да ты что такое говоришь, — изумился парень, да я… да ты знаешь кто я такой?
— Кофе ты подаешь господам! — отрезал Сережа, — моряк липовый.
— Что ты сказал? А ну как повтори!
— И повторю!
— Только попробуй!
— И попробую!
Через минуту они схватили друг дружку за грудки, и какое-то время, потолкавшись, сцепились по настоящему и принялись кататься по земле, отчаянно мутузя кулаками. Ванька был старше, на голову выше и сильнее, но гимназист ни за что не хотел уступить и отчаянно сопротивлялся. Наконец, кофишенку удалось взять верх и, оседлав противника, выкрутить тому руку.
— Сдавайся, — потребовал он.
— Еще чего!
— Землей накормлю, — посулил он побежденному.
— Что это здесь происходит? — раздался над драчунами строгий голос.
— Ай, тетенька пусти, — заверещал Ванька схватившей его за ухо женщине в одежде сестры милосердия.
— Гадкие мальчишки! — заявила им она и тут же схватила за ухо и второго, — как вы смеете драться подле госпиталя?
— Мила пусти, он первый начал!
— Как бы не так, это ты первый…
— Ничего не хочу слышать! Кругом война, каждый день умирают люди, а вы нашли себе развлечение — драку! Хороши нечего сказать!
— Тетенька пусти!
