После обеда, когда все вернулись на рабочие места, он встал:
– Мой черед.
Первый номер команды вернулся с пятью кофе: один с сахаром, один с молоком для Робийяра и три черных. Из-за своего монитора он исподтишка наблюдал, как Жак Леваллуа пьет свою чашку. Полчаса спустя процессуалист группы начал вертеться в кресле, кусая губы: слабительное скрутило кишки. С этого момента он все чаще удалялся в туалет походкой ковбоя, едва слезшего с лошади. Шарко заметил, как на него смотрит Люси: она поняла. Доведенный до изнеможения, Леваллуа натянул пиджак и выключил свой компьютер:
– Я пошел, не знаю, что случилось, но брюхо болит до чертиков. Наверно, съел что-то не то в столовой.
Он вяло попрощался, держась за живот. Франк передвинул монитор, чтобы тот прикрыл его от глаз подруги. Он себя проклинал.
И он стал ждать, ждать, не в силах работать, попусту щелкая по клавиатуре, чтобы создать видимость бурной деятельности. Чем дальше сдвигались стрелки – пятнадцать часов, шестнадцать, семнадцать, – тем отчетливее в его голове хлопали тюремные двери. Что происходит? Местных копов еще утром наверняка вызвали жители из-за «ауди». Учитывая весь процедурный порядок, Управление должны были привлечь сразу после полудня.
А если в судебной машине что-то разладилось и дело не дойдет до Орфевр, 36? Или его поручат другой бригаде? Люси права: риск, что их затея провалится, был велик. Одно желание терзало его: сесть в машину и помчаться туда, просто чтобы посмотреть. В этот момент его охватила дрожь: он же ничем не отличался от убийцы, которого тянет обратно на место преступления.
После поспешного ухода Леваллуа атмосфера в их рабочем пространстве, месте, где они делили свои победы, перебранки и провалы тоже, прониклась олимпийским спокойствием, как и всегда наутро после завершения большого дела. После задержания Дюлака люди из команды Маньена испытывали потребность перевести дыхание, ответить на отложенные мейлы, немного расслабиться.
Одним взглядом Шарко дал понять Люси, что той пора немедленно отправляться, чтобы забрать близнецов с продленки. Она тоже с явной тревогой ждала пресловутого звонка, и ей не хотелось уходить, так ничего и не узнав. В конце концов она скрепя сердце собралась, встала, бросила, ни на кого не глядя, «до завтра» и исчезла. Следом за ней испарился лейтенант Паскаль Робийяр, со спортивной сумкой на плече, отправившись на очередные занятия в спортзал. Гигант тренировался больше четырех раз в неделю и был не из тех, кто засиживается на работе, особенно после окончания дела, потребовавшего немало сил.
Они остались в офисе вдвоем.
– Кажется, между вами кошка пробежала, – заметил капитан Белланже между двумя щелчками мышью. – Так и едите друг друга глазами.
– Люси немного дергается из-за начала учебного года. С Адриеном порядок, а у Жюля проблемы. Он куксится, плачет. Мы сейчас недосыпаем.
– Мы все недосыпаем. На то мы и копы.
Больше Николя Белланже ничего не добавил. Он отвернулся к монитору, поднеся руку к виску, но тут же поспешно отнял ее и положил ладонь на стол. Дрожание пальцев было почти незаметным, и Шарко, конечно же, никогда не обратил бы внимания, если бы Николя не приобрел привычку прятать руки. Однажды Шарко поинтересовался, пьет он или что-то принимает. Белланже едва не заехал ему в морду. Возможно, Шарко и ошибался, хотя агрессивность Николя и то, как он выглядел иногда по утрам – он-то, который всегда так следил за своей внешностью…
После дела «Пандемии» и учитывая смерть его подруги двумя годами раньше, наверху решили, что будет лучше отстранить его от руководства командой и снова сделать простым уличным полицейским, номером два в группе – после Шарко. Череда несчастий, которые Белланже с трудом превозмогал, сильно поспособствовала продвижению нового шефа их группы, Грегори Маньена, извлеченного по такому случаю из дальних закромов.
С тех пор Николя держался особняком, отдаваясь душой и телом каждому расследованию, в доказательство, что он еще жив, а главное – чтобы поменьше бывать дома. Его личная жизнь сводилась к хлебным крошкам, какие бросают голубям.
Шарко пришлось напрячь память, чтобы вспомнить хорошие времена. Скоро их комната станет прибежищем убогих – от Робийяра, который до самой пенсии будет довольствоваться своим статусом лейтенанта, Шарко – бывшего комиссара, бывшего шефа, бывшего все-на-свете, которого снова отправили «мести тротуары», Белланже, одинокого волка с карьерой, вдребезги разбившейся на самом взлете, и до Люси, которая, возможно, никогда больше не сможет вести расследование, не вспоминая про ночь с двадцатого на двадцать первое сентября две тысячи пятнадцатого года. При условии, что они оба не окажутся за решеткой. В конечном счете только Жак Леваллуа получил повышение и вышел сухим из воды.
Шарко до крови изгрыз ногти, раз за разом прокручивая в голове последние часы. Ненайденная гильза была для него как моментальный снимок Люси, оставленный на трупе с надписью: «Это я, Люси Энебель, убила его. Вы найдете меня на четвертом этаже дома 36 по набережной Орфевр». Вспоминая о тех чудовищных поступках, которые он совершил после ухода Люси, матери своих детей… Да еще снадобье, которое он подлил в чашку одного из сослуживцев… Человеческое существо ничем не отличается от всех прочих: оно борется за выживание, и Шарко не был исключением.
В восемнадцать часов двадцать минут капитан Грегори Маньен зашел в помещение, с потухшей сигаретой в зубах. Шарко его не очень жаловал, Николя не выносил на дух – между двумя мужчинами шла давняя война, и Маньен пользовался каждой секундой власти, чтобы отдать Шарко приказание или отодвинуть в сторону, едва представлялся случай. Но старого козла ждала пенсия весной две тысячи шестнадцатого года, что и заткнет его окончательно.
Их начальник оглядел пустующие рабочие места с видом побитой собаки и высек из газовой зажигалки струю пламени, чтобы разжечь свою цигарку – «Житан» без фильтра. Он уже сто лет как забил на любые запреты. За облачком дыма он возвел глаза на Шарко:
– Мне сказали, что ты занялся стрельбой ни свет ни заря? Ты – и вдруг в тире? Шутка века. И как прошло?
Франк хотел как можно быстрее восполнить недостающий заряд в магазине «зиг-зауэра» Люси и воспользовался утренним занятием в тире, чтобы стащить патрон. Копы-инструктора не отличались такой строгостью, как их коллеги из жандармерии, и не вели счет боеприпасам, потраченным во время тренировок.
– Тебя так интересуют мои баллистические достижения?
– Скажем, все, что касается моей команды, меня интересует. Ну и?
– Я мог бы пристрелить белую лошадь, целясь в черную.
– Эта хрень уже не для стариков вроде нас с тобой. Ладно, шутки кончились, за одним делом тянется другое. У нас труп в районе Лонжюмо. Эксперты из КУ
[11] уже едут.
