Что это значит? Убийца прервал Рамиреса в разгар сексуальных забав? Чья кровь на простынях? Является ли она результатом пыток, как в фильмах? И где пряталась девушка? Или она избежала катастрофы, выпрыгнув полураздетой в окно?
Он вышел. Прямо напротив спальни – почти пустая комната, целиком обклеенная белой бумагой, а на ней граффити: красивые мотоциклы и машины, нарисованные цветными фломастерами. Нечто вроде художественной мастерской, где единственной мебелью была этажерка с принадлежностями для рисования: фломастеры, карандаши, ластики. Здесь полицейской ленты не было, а потому Николя уселся на пол рядом с отопительной батареей, подперев голову руками, и поддался приступу внезапной неодолимой усталости. Желудок свело, он боялся того, что ждет его в подвале.
Подвал… Темное замкнутое пространство, как в подземных выработках. Вспышки в голове. Его подруга Камилла, распятая, со вскрытой грудью. Ее искаженное лицо, как маска из оплывшего воска… Судорога свела его тело. Он так и не смог изгнать эти картины из памяти. Даже два года спустя каждую ночь он вспоминал Камиллу, и ее изувеченное тело вставало перед глазами.
Он порылся в передних карманах, но нашел всего одну таблетку болеутоляющего. В задних карманах тоже ничего. Придется довольствоваться единственной таблеткой, которую он проглотил без воды. Потом собрал все свое мужество в кулак и спустился в подвал.
– Осторожней на ступеньках, они скользкие, – предупредил поднимающийся техник.
От галогеновых ламп было светло как днем. В самой глубине подвала, рядом с аквариумом, – сидящий в углу труп, голый, с раздвинутыми ногами и руками, спереди скрученными проволокой. Когда коп увидел, что с ним сделали, ему пришлось прислониться к стене с ощущением, что мир вокруг пришел в движение и закрутился колесом.
Камилла…
Слабость в ногах… Мушки за сомкнутыми веками… Потом темнота…
11
Николя пришел в себя, лежа на заднем сиденье полицейской машины с распахнутой дверцей; прохладный ветер обдувал лицо. Было одиннадцать с чем-то вечера. Шарко принес ему бутерброд и стаканчик с водой:
– Ветчина и масло.
– Что произошло?
– Скажем так, небольшой приступ слабости, с любым может случиться. Ты набегался в последние дни из-за Дюлака. Давай жуй.
Порывы свежего воздуха принесли облегчение. Он потерял сознание на месте преступления. Он, капитан полиции с десятилетним стажем. Николя захлопнул дверцу:
– Маньен не в курсе, надеюсь?
– Нет.
– Тело…
– Увезли в Институт судмедэкспертизы. Вскрытие завтра утром в девять. Маньен хочет, чтобы ты торчал там вместе с Люси. Я могу попросить его, чтобы…
– Не доставляй ему такого удовольствия. Я поеду.
– Ладно, поедешь. Все уже погрузились и отбыли, кроме меня и экспертов КУ. Советую и тебе последовать их примеру. Здесь больше делать особо нечего, а тебе очень не помешает поспать.
Николя развернул бутерброд.
– Я только что проспал три часа, это куда больше, чем требуется. Вам еще долго?
– Как минимум часа четыре. Мы должны до конца разгрести подвал, чтобы удостовериться, что ничего не пропустили. Нашли пулю, которая его убила, девятимиллиметровая. Она вошла в стену позади тела. Гильзу еще ищем.
Николя подошел к вытащенным предметам – половину сложили под навесом для автомобиля, остальные в углу кузова. Он уставился на аквариум – воду из него вылили, но внутри еще копошился ком омерзительных пиявок.
Техник притащил огромный мусорный мешок:
– Он был за бойлером.
– А что в нем?
– Четыре картины… Вы записываете?
Техник вытащил две работы. Это была грубая живопись, скорее наброски, сделанные темно-красными и черными мазками: туземец лицом к лицу с хищником из породы кошачьих, вроде гепарда, в позе атаки, на другой – женщина, подносящая руки к открытой пасти крокодила. На заднем плане каждой картины – человеческие головы, подвешенные на лианах к ветвям деревьев. Глядя на эти головы, Шарко подумал о мобилях, движущихся подвесных игрушках для малышей, только в духе ужастика.
– Нет. Не стоит забивать протокол всякой хренью, задавать лишнюю работу техникам и перетягивать на себя весь бюджет национальной полиции, выделенный на экспертизы. Поставьте их в кузов. Мы как на блошином рынке в Сент-Уане, черт!
Николя вгрызся в бутерброд:
– Доем и вылезу. Я остаюсь.
– Говорю же, нет смысла. Нас тут и без тебя хватает, а ты…
– Мне лучше не возвращаться домой. Не этой ночью. Ты видел, что там на втором этаже? В спальне? Жертва была не одна, тут была еще женщина.
– Да, я видел. Открытое окно выходит на крышу веранды. Девчонка наверняка через него и смылась впопыхах, мы на крыше даже башмак нашли, с подошвой, как у космонавта. Техники уже изъяли образцы. Детектор выявил наличие биологических следов на простынях и длинные черные волосы. Полагаю, волосы девушки. Отдадим на анализ ДНК. Судя по наличию крови и форме наручников, секс был довольно жесткий.
– Надо будет ее найти, эту женщину.
Шарко согласно кивнул и снова полез в подвал, весь на нервах. История со спальней выбила его из колеи. Почему ночью ему не пришло в голову подняться на второй этаж? А если Рамирес был не один в доме в момент своей смерти? Он представил себе прикованную девушку в постели и ее руки в этих любопытных зубастых наручниках. Рамирес слышит стук в дверь, но не отвечает. Люси заходит и спускается в подвал. Он застает ее, она его убивает. А женщина по-прежнему наверху, лежит молча.
Когда именно она сбежала через окно? Что она видела или слышала?
Предстояло еще бесконечное число ходок вверх-вниз, чтобы вытащить все, что по-прежнему валялось в подвале, – мешки со стройматериалами, инструменты… Николя включился в работу. Через полчаса женщина-техник попросила их подойти. Она присела в глубине подвала, метрах в двух от места убийства, перед грудой кирпичей. Шарко понял, что она нашла гильзу.
Пришел момент, когда главное было – не дать маху. Он достал из чемоданчика процессуалиста пакет для опечатывания и поспешил на зов. Оливье Фортран и Николя присоединились к нему. С помощью щипчиков женщина извлекла кусочек металла из одной из пустот.
– Гильза.
– Девятимиллиметровая, как и пуля? – спросил Фортран.
Женщина поднесла находку к свету:
– Да.
– Вот и второй кусочек пазла наконец-то. Гора с плеч.
Шарко встал между нею и остальными. Она не назвала марку. Он открыл пакет для улик, чтобы она бросила туда гильзу. Затем запечатал пакет при свидетелях и повернулся к своему чемоданчику, отметив в специально отведенной графе калибр. Он сознательно не вписал марку – в данный момент нельзя написать «Люгер», когда там гильза марки «Speer». Слишком рискованно. Поднял глаза на коллег, стоящих рядом с кучей кирпичей. Занес всю информацию в протокол – здесь тоже не указав марку – и сделал множество фотографий опечатанной улики на нейтральном фоне. На лбу проступили капли пота. Он утер их рукавом комбинезона и повернулся к маленькой группе.
