Едва ее увидев, Николя быстро затушил сигарету. Франк имел обыкновение сгущать краски, но она в противовес готовилась предоставить молодому капитану кредит доверия. Может, он и выпивал иногда лишнего и, конечно же, сильно переменился после смерти Камиллы, но это еще не значит, что он подсел на кокаин…
Он поцеловал ее – его дыхание слегка отдавало мятой – и помахал двумя талончиками на обед:
– Угощу тебя обедом в «Фенелоне»
[16] после вскрытия. Нашел их у себя в столе, когда… рылся в старых бумагах. У них в этом месяце истекает срок. Ты будешь смеяться, но мне всегда жутко хочется есть, когда выхожу отсюда. Заметь, это все-таки лучше, чем у Уха, знаешь, того парня из команды Жубера? Вот у него возникает желание трахаться. Ну, по крайней мере, так говорят.
– Слушай больше весь этот треп…
Их направили в зал номер три, в глубине коридора, мощно пропахшего выдержанной плотью. Только судмедэксперты могли со временем привыкнуть к воздуху, пропитанному испарениями кишечных газов и бактериями. Для остальных это было как прыжок на резинке с моста – первый вдох всегда вызывал приступ дурноты.
Они открыли дверь тамбура и зашли в зал, где вторая волна тошнотворных запахов ворвалась в их ноздри. Поль Шене, медэксперт, склонился над телом, ему ассистировал коллега, который составлял список образцов крови, ногтей и волос для токсикологического анализа. Сам по себе Шене выглядел как типичный среднестатистический обыватель – отец семейства лет сорока, короткие черные волосы, новенькая пара очков в зеленой оправе, – но со скальпелем в руке, облаченный в халат и белые резиновые сапоги, он походил на вивисектора.
– Я начал без вас. Измерил, взвесил, сфотографировал под разными углами. Внешний осмотр закончен, и мы начали изъятие, просто чтобы не терять времени. Как дела у Франка, я думал, он приедет? Давненько он здесь не бывал. А ведь трупов у нас хватает.
Взгляд Люси переместился на тело.
– Думаю, он подустал от вскрытий. Поэтому при любой возможности старается увильнуть.
Она не смогла сдержать приступа тошноты. Помимо дыры в горле, на теле Рамиреса зияли раны в груди, на руках и бедрах. Он был иссечен вдоль и поперек, как хлебный багет. Николя тоже подошел ближе, успокаивая себя долгими шумными вдохами. После смерти Камиллы он стал по-другому реагировать на смерть. Любое столкновение с ней превратилось для него в настоящее испытание, и Люси знала, как он вынужден сейчас бороться с собой, чтобы оставаться на месте.
Вдруг он прищурился, глядя на левое бедро. Одна из ран зашевелилась, ее края начали медленно расходиться. Показалась черная блестящая спина, словно Несси всплывала на поверхность озера Лох-Несс. Шене скальпелем немного отогнул плоть, и на свет появилась пиявка. Лицо Люси покрылось перламутровой бледностью. Ей вспомнился кадр из фильма «Чужой», когда из грудной клетки одного из членов экипажа выскакивает покрытый слизью монстр. Шене заметил их смятение:
– Ох да, мне следовало вас предупредить.
Он указал на сосуд, наполненный этими червями:
– Я думал, что уже всех их вытащил. Мы фотографировали, разумеется, всякий раз, когда извлекали очередную из разреза.
Он взял наполненную кровью пиявку и положил ее на металлический стол под нос застывшему Николя, бросив тому сочувственный взгляд:
– Знаю, это не просто, даже для самых крепких из нас. И я знаю… Короче, я понимаю, что ты можешь чувствовать, глядя на тело. Но тебе и не обязательно себя насиловать. Люси здесь, мы скажем, что вы все время были вместе и…
– Все нормально. Я не могу бегать всю оставшуюся жизнь.
Ответ прозвучал как удар хлыста. Шене не стал спорить:
– Как хочешь. Тогда идем дальше: Рамиресу нанесли ножом двадцать один удар. У меня сложилось впечатление, что убийца изувечил его и вложил пиявку в каждую рану. Я не уверен на все сто, потому что шесть или семь этих мамзелей весело прогуливались по ящику в морге, когда мы извлекали тело. Но если их пересчитать, вместе с последней, оставшейся в теле, то получится двадцать одна пиявка.
Он провел острием скальпеля по брюшной стороне животного, обнажая пищеварительную систему. Струя алой жидкой крови растеклась по столу. Люси сглотнула:
– Он был жив, когда с ним это сделали?
– Я в замешательстве. С одной стороны, мне кажется, что да, поскольку пиявки не сосут кровь трупа. Но с другой стороны, края ран не кровоточат, как если бы они были нанесены post mortem
[17]. Так что твердой уверенности у меня нет, это трудно определить невооруженным взглядом.
Люси попыталась преодолеть отвращение:
– Возможно… он умер потом, от ран. А пока тело коченело и кровь остывала, пиявки продолжали питаться.
– Не исключено. В любом случае мы возьмем образцы разрезов и отправим все патологоанатому. Работенки хватит, если учесть количество повреждений, так что результаты будете получать по ходу дела, в течение недели.
Эксперт указал на скарификации
[18] на груди. Насечки из групп по четыре вертикальные черты, пересеченные пятой по диагонали, – так делают, когда считают дни. Люси пересчитала их в уме: тринадцать. Николя строчил заметки в своем блокноте – способ не хуже других отвести глаза от трупа.
– Скарификации давние, возможно, сделаны добровольно. Имеются также на спине.
Он указал на сгиб на левом предплечье:
– Татуировки, старые следы уколов. Посмотрим, что покажет токсикология…
Он повернул тело. Новые насечки, более глубокие и многочисленные, но исполненные художественно, образовывали слова. Blood, Death, Evil. «Кровь», «смерть», «дьявол». Вокруг – татуировки, змеи, скорпионы, пауки…
– Синюшность в зоне контакта бедер, пяток и ягодиц с поверхностью пола. Я видел фотографии тела в том положении, в каком оно было найдено: сидящим, с руками, связанными спереди. Соответствует. Он умер в этом положении. Следы спермы, крови и органических выделений в области полового члена, свидетельствующие о сексуальных отношениях, возможно, в менструальный период.
Николя вспомнил о пятнах крови на простынях:
– Мы полагаем, с ним была девушка до того, как его убили. Мы ее ищем.
– Кстати, о половом члене…
Он снова перевернул своего подопечного и указал на головку полового члена, проткнутую горизонтально стержнем, на котором красовалась голова козла. Николя скривился.
– Да, знаю, любому мужику становится не по себе, если прикинуть, каким образом вставлялась эта штука, – заявил Шене.
