Шарко задался вопросом, возвращался ли вообще Николя домой после собрания, устроенного Маньеном. Может, он остался на работе один, приглушил свет и сидел с кокаином в глубине носовых пазух, лицом к лицу с фотографиями трупа Рамиреса и своими давними призраками. Франк кивнул на грубо сорванные пломбы:
– Мог бы и поаккуратнее.
– Ты и впрямь постарел. Ладно, шевелись, все самое интересное наверху.
Они начали подниматься по лестнице. Капитан полиции протянул ему пару латексных перчаток.
– Ближе к вечеру я созвонился с коллегой нашего Шене, тем, который крутится среди готов. В моем пересказе это звучит слегка карикатурно, но черные кошки связаны с оккультной магией, колдунами, сглазом, а главное – с сатанизмом. Их используют самыми различными способами, чтобы вызвать дьявола во время проведения ритуалов. Их приносят в жертву Сатане. Сжигают, мучают. Их долгие вопли привлекают демонов.
– Полная чушь.
– Но не для Рамиреса, по всей видимости, и не для тех долбанутых и их мини-сект, которые еще существуют в наши дни. Пирсинг на головке члена с сатанинским символом, его называют ампалланг, главным образом используется как опознавательный знак. Я попытался выяснить, что означают слова «Pray Mev». «Молись Мев» или «Молитесь Меву». Трудно найти точную информацию о «Мев», слово слишком общее и слишком короткое, я подумал… может, какое-то божество, демон или вожак своры.
– Но ты ничего не нашел.
– Нет. Одно точно: даже загремев на четыре года, Рамирес никогда не порывал с сатанизмом. Напротив, сидя в камере, он, вероятно, с еще большим пылом предался в руки шайтана. С тем медэкспертом-готом я также поговорил о следах крови, полосах перед дверьми. По его мнению, такие ритуалы разливания крови практикуются во многих местах, где бытует вера в колдовство. Перерезают горло домашним животным, как правило курам, и размазывают кровь перед входами или вокруг тех мест, которые важны по жизни. Эти преграды предназначены для защиты домашнего очага и самих домочадцев от злых духов, особенно от дьявола.
– О’кей. Допустим, Рамирес всегда сидел по уши в этой бредятине, вроде дьявола и компании, а тюрьма только подбавила жару. Но то, что ты мне рассказываешь, парадоксально. Если Рамирес сатанист, он не отталкивает дьявола, он его призывает.
– Именно. Нет барьера из крови ни перед входом в дом, ни… – он остановился перед закрытой дверью, – в этой комнате. Он не запрещает дьяволу проникать к нему, наоборот. Он ведет его в эти четыре стены.
– На случай, если дьявол забыл свой навигатор и заблудился.
Николя позволил себе легкую улыбку, что было слишком большой редкостью на его лице.
– Помнишь граффити с мотоциклами и машинами на стенах этой комнаты? Не такая уж сатанинская атмосфера эти граффити, верно? От субъекта, который разливает кровь по всей халупе, убивает черных кошек, оскверняет могилы в семнадцать лет, ожидаешь скорее рисунков пентаграмм, перевернутых крестов, трех шестерок и прочей хрени в таком духе.
Николя открыл дверь. Он сорвал обои с граффити и обнажил безумную фреску во всю стену, тщательно выписанную во всех деталях. Необычайно точные рисунки были выполнены черной тушью, не без таланта. Два крылатых монстра, мохнатых, с мордами волков и свисающими языками, отрывали женщин и мужчин от их семей, их когти вцеплялись в беспомощные руки. На заднем плане огромный алый монстр поглощал маленькие фигурки.
– Почему он спрятал эту фреску за обоями? Что она изображает?
Шарко не ответил, внутренне потрясенный: он не мог оторвать взгляда от одного из лиц, с колечком в носу, короткими курчавыми волосами, глазами… Летиция Шарлан была там, прямо перед ним, в ее левую руку вцепился самый агрессивный монстр. Он хотел увлечь ее к большому голодному дьяволу.
Франку пришлось сделать над собой усилие, чтобы ничего не сказать и сохранить на лице лишь легкое удивление. Летиция и ее улыбка, которую сожгло пламя, должны остаться только в его голове. Если дьяволы унесли ее, а она действительно существовала, значит ли это, что то же самое случилось с остальными персонажами фрески? Соответствуют ли они реальным людям?
Мужчины встали на середину комнаты, окруженные пространством безумия, чистой одержимости, ощутимого страдания. По своей простоте это место напоминало жертвенный алтарь, средоточие поклонения дьяволу. Коп почувствовал, как ледяная рука прошлась по его спине и вдоль позвоночника. Он вздрогнул. Николя заметил, как его коллега сжался:
– А, ты тоже его почувствовал…
– Кого?
– Небольшой сквозняк.
Николя похлопал его по плечу:
– Иди посмотри.
Шарко направился вглубь комнаты.
– Я еще передвинул этажерку… Вот отсюда сюда. И смотри, что под ней.
Он сдвинул этажерку в сторону, присел и поднял люк, вырезанный в полу. Из тайника достал два удостоверения личности. Фотографии соответствовали лицу Рамиреса, но на одном значилось «Жюльен Форже», а на другом «Жюльен Пуа». Даты рождения одинаковые. Удостоверения были хоть и качественно сделанной, но фальшивкой. Потом Николя протянул ему толстую цепь с круглым металлическим ошейником, покрытым засохшей кровью. И мотнул подбородком в сторону, куда-то позади Шарко:
– Трубы рядом с отопительной батареей… Слегка погнуты. И краска облупилась, если приглядеться.
Шарко пошел глянуть:
– Как если бы кто-то сидел на цепи.
– По всей видимости, здесь держали пленника.
Николя достал также нечто вроде деревянной стойки, в которой находилось тринадцать пробирок. Шарко осмотрел их: каждая была до середины наполнена светлой прозрачной жидкостью, похожей на воду. Он хотел вынуть из одной пробку, но Николя сжал его запястье:
– Лучше не открывать, пока не узнаем, что это.
Белланже смотрел на него очень серьезно. Шарко поставил стойку перед собой. Почему Рамирес спрятал ее с такой тщательностью? Капитан полиции достал оттуда же длинный картонный свиток. Внутри – калька размером с вывеску на автобусной остановке, Шарко развернул ее. На ней ничего не было, кроме тринадцати точек, нанесенных черным фломастером и распределенных по всей поверхности.
– Тринадцать точек, которые на кальке ни о чем не говорят, тринадцать пробирок. А еще было тринадцать групп из скарификаций в форме черточек на груди Рамиреса. А если ты внимательно пересчитаешь на фреске…
– Тринадцать человек, которых уносят два дьявола к третьему, самому большому. Восемь женщин и пятеро мужчин.
Чувствуя себя не в своей тарелке, Шарко принялся фотографировать мобильником. Троица дьяволов наблюдала за ним. Они высовывали длинные красные языки под дымящимися ноздрями, тащили Летицию и других во мрак. В самой глубине черепа коп слышал их жадный смех и вопли пленников. Был ли сам Мев тем красным дьяволом, в два раза больше и мощнее других, который, казалось, всем дирижировал и питался человеческой плотью? Где Летиция? Что с ней случилось? Почему именно она?
