28
Когда Франк около восьми вечера вернулся домой, Люси без сил сидела на диване, упершись подбородком в колени. Пользуясь безразличием матери, Жюль и Адриен, еще не в пижамах, веселились вовсю, вывернув коробки с игрушками посреди гостиной. Они застыли, когда торнадо с бело-рыжей шерстью метнулся к ним и обнюхал с головы до пят, прежде чем обозначить свою территорию, пустив струю мочи на пол в самом центре комнаты. Франк бросился вытирать под растерянным взглядом Люси.
– В самом начале это нормально. Ему всего три месяца, и он никогда не жил в доме. Но работник в Центре защиты сказал, что спаниели учатся быстро. И обожают детей.
Люси слезла с дивана, приложив ладони ко лбу:
– Господи, Франк, ты совсем с катушек слетел?
– Да что на вас всех нашло с этой собакой? Ну не мог я оставить его в клетке. Он пошел ко мне, между нами все словно само собой сложилось. Посмотри.
Он указал на два пятна на рубашке. Близнецы, ошалев от радости, пронзительно взвизгивали и гонялись за собакой, которая с жаром исследовала все закоулки своего нового жилища. Люси покачала головой:
– Нет-нет. Ты соображаешь, что такое собака? Это же лет на десять, не меньше.
– Все лучше, чем десять лет за решеткой.
Франк поймал Люси за запястье и усадил обратно на диван. Пристроился сам рядом.
– А чего ты хочешь? Чтобы мы ждали, пока пройдет время, и загибались, ничего не делая? Собака изменит привычный уклад, что и требуется. Это удивило и Николя, и Робийяра – тем лучше. Пес доказывает и другим, и нам самим, что мы продолжаем жить, несмотря на все, что происходит вокруг. Он словно маска на наших лицах. Невозможно и быть виновным, и брать в дом собаку, понимаешь, что я хочу сказать? И потом, у меня всегда были собаки, когда я был маленьким. Дети будут его обожать, он им только на пользу. Они чувствуют, как мы напряжены, и нервничают.
Смех близнецов внес в дом радость. Люси испустила глубокий вздох, в котором Шарко почувствовал все отчаяние мира.
– Как я ни стараюсь, ничего не получается. У меня нет сил сидеть на работе и весь день притворяться, пугаться каждого звонка, каждого взгляда и видеть, как мои коллеги несутся прямиком в стену из-за ложных умозаключений. Это как… постоянное предательство. Когда пришел баллистик и заговорил о двух возможных выстрелах, я думала, что просто растекусь на месте. И так же, когда вернулась в подвал с Николя. Отметина была прямо у него над головой, а я снова видела себя на земле с пластиком на лице…
Она помолчала, устремив пустой взгляд куда-то вдаль.
– …Если бы Николя ее обнаружил, эту отметину, не знаю, как бы я среагировала. Даже ночью мне страшно… Страшно, что они позвонят в дверь, потому что докопались до правды. Они слишком хороши. Рано или поздно…
Шарко схватил ее руки и сжал в своих:
– Нет, они нас не поймают.
– Еще как поймают. В конце концов этим всегда кончается, ты же знаешь. Копы ловят виновных и в фильмах, и в жизни. Николя вцепился в расследование, как бешеный пес, оно стало для него личным делом. Как можно думать о жизни и строить планы с бритвой у горла?
Стоит ей сломаться, и все будет кончено. То мгновение, которого Франк ждал так долго, пришло. Она была готова услышать тайны, долгие годы хранившиеся в сейфе его памяти.
– Помнишь, я тебе говорил о скелетах в шкафу?
Она молча кивнула.
– Так вот, у меня есть скелеты, Люси. У меня их столько, что дверцы не захлопываются, даже если врезать солдатским ботинком. Можно сказать, что по-настоящему это началось с дела «Синдром Е», хотя уже тогда за мной тянулся хвост погремушек… Мы с тобой были едва знакомы. Ты только приехала с севера и была сама невинность, а я был парнем из уголовной полиции, который все повидал. Я был в Египте, когда это случилось в первый раз. Атеф Абд эль-Ааль, вот как звали того типа…
Люси постаралась вспомнить. Их первое общее расследование… Франк уехал в Каир по делам следствия.
– В какой-то момент все пошло плохо. Тот тип оглушил меня и привязал к стулу в хибаре посреди пустыни. Он был готов убить меня, как Рамирес был готов убить тебя.
– Ты… ты никогда об этом не говорил.
– Не из тех историй, которые рассказывают на первом свидании. Когда… когда мне удалось высвободиться, я резко оттолкнул его, и он напоролся на железный прут. Но не умер. Я был один в пустыне, температура градусов сорок пять. Жара может свести с ума, знаешь? Мозг перегревается, сосуды лопаются, и тут ты вытворяешь такое, что и в голову бы никогда не пришло в нормальном состоянии.
Он посмотрел на свои руки, тяжелые безжалостные руки, которые однажды отняли жизнь. Сейчас он вновь оказался там, посреди моря песка.
– Получилось, словно… я должен решить судьбу этого мерзавца, который совершил кучу гнусностей. Словно я и коп, и судья, и никто не может решить за меня. Я… я не мог оставить его в живых, только не после всего, что он сделал. И потом, ему и так досталось, скорее всего, он все равно бы не выкарабкался. Оставалось лишь ускорить ход событий. Я поджег хибару и уехал на его машине. Я не просто хотел, чтобы он умер. Я хотел, чтобы он страдал.
Появилась собака и попыталась забраться под шкаф. Жюль и Адриен продолжали свою азартную погоню, оглашая дом криками. Франк окинул их ласковым взглядом, внезапно отстранившись от мира. Люси не отрывала от него глаз. Мужчина перед ней, казалось, обладал внутренним переключателем в голове, способным мгновенно переносить его из тьмы в свет. Когда-то Франк страдал шизофренией. Такого рода болезни никогда полностью не исчезают, они укореняются в голове, как лишай, и наверняка в глубине его мозга остался небольшой очаг дефектных нейронов.
– Мне нужно починить Пупета, – заметил он. – Для них. Это их наследство, понимаешь?
– Ты сказал «в первый раз», – проговорила Люси с комом в горле.
Франк кивнул. Кости челюсти резко проступили у него под кожей. Он удостоверился, что его голос не долетит до детей, и бросил:
– Было еще два.
Для Люси это было шоком, но она постаралась не вздрогнуть. Шарко выворачивал сердце наизнанку, выкладывал перед ней свои самые сокровенные тайны. Он рассказывал худшее про себя, но при этом никогда еще не казался настолько человечным, настолько уязвимым. Тот факт, что он уничтожил негодяев, помешал им причинять страдания, убил, делал ли его плохим человеком? Недостойным отцом? Убийцей? Сколько раз Люси думала, как он, сколько раз ее охватывало желание дойти до конца, нажать на курок, когда она стояла лицом к лицу с насильниками, педофилами, которые смеялись ей в глаза и заявляли в присутствии десятилетней девочки прямо на допросе: «Я дождался ее десятого дня рождения, чтобы устроить ей настоящий праздник…»?
Но она так и не осмелилась, и в этом заключалось их главное различие. Франк в жизни не украл ни гроша, не прикоснулся ни к крупице наркотика, не был причастен к коррупции ни в какой ее форме. Честный коп с незапятнанной репутацией, хотя он постоянно передвигался по зыбкой почве, той, которая обостряет чувства, где отец сталкивается с убийцей детей, где гражданин имеет дело с палачом, на чьей совести самые страшные истязания, и где человек в конечном счете вытесняет копа, чтобы самому превратиться в волка.
