– А под радикальными кругами вы подразумеваете…
– Садомазохизм, клубы полных психов, черная магия, сатанизм… И прочие отклонения в том же духе. Он хотел узнать, до чего могут дойти посвященные в такие дела. Ну, понимаете, жертвоприношения, ритуалы, все эти городские легенды – слухи о них ходят, но никто ничего не видел, хотя они должны существовать… Он снял маленькую квартирку в Париже, на улице Обервиль, чтобы почаще здесь бывать. В начале его поисков мы довольно много виделись, но потом… со временем все сошло на нет. В конце концов он дал мне понять, что лучше бы нам на этом остановиться.
– А вы знаете почему? Он рассказывал вам, что обнаружил?
– Нет, ничего. Знаете, сценаристы и режиссеры вечно боятся, как бы у них не украли их задумки. Вилли ничего не говорил мне о своих поисках, это была его секретная территория, и я относилась к этому с уважением. Но я прекрасно видела, что он нащупал нечто серьезное. Его усталость, исхудавший вид, татуировки, все более многочисленные и все более мрачные. И его возбуждение, огонь, пылавший в его глазах.
Шарко показал ей снимки с крестом, скарификациями, пирсингом. Она кивнула:
– Я их видела, но не в тот момент, тогда таких кошмаров у него на теле еще не было, это случилось позже, дайте мне закончить.
– Продолжайте, прошу вас.
– В один прекрасный день он порвал со мной одним махом, ничего не объясняя. Он не желал больше меня видеть. Но мне не удавалось перевернуть страницу, я была влюблена. Через два месяца после нашего разрыва я снова пришла на улицу Обервиль. Я хотела понять и даже – почему бы нет? – помочь ему, если он в этом нуждался. Я говорила себе… что все может начаться снова между нами, вы понимаете?
Шарко молча кивнул.
– Но в квартире жил кто-то другой. Вилли переехал, не сказав мне ни слова. Номер его телефона поменялся. Но я не хотела сдаваться. Я завязала знакомство с его соседями в Фронтено и попросила сообщить мне, когда Вилли вернется в Бургундию. Я знала, что он еще бывает там, если ему нужно что-то написать или просто подзарядиться: тот дом был для него источником живительной силы. Когда в августе он снова объявился, соседи меня предупредили, и я поехала.
– В августе, вы говорите. А число помните?
– Кажется… четвертое. Да, четвертое августа. В тот день Вилли заперся с компьютером у себя в кабинете. Он писал без остановки, полуголый, в одних трусах, накачавшись героином под завязку. Он очень похудел. Превратился в собственную тень, в призрак…
Она молча вгляделась в небо за окном, потом продолжила рассказ:
– А на спине у него были вырезаны те слова. Blood, Evil, Death… Кровь, дьявол, смерть… Какое извращение. И еще крест на подошве ноги, тот, что вы мне показывали… Этот «Pray Mev». Когда он меня увидел, то словно обезумел, все хотел удостовериться, что за мной не следили. И в глазах его бился страх. Настоящий страх, клянусь вам. Он дрожал, бредил. Я его не узнавала.
Шарко делал заметки, пока она утирала слезы бумажным платком. Кулом уже чуял навалившуюся на него опасность и укрылся в Бургундии, у родителей.
– Я старалась понять, хотела помочь, – повторяла Жюльетта. – Он сказал, что сбежал из Парижа, что вынужден прятаться. Что никто не должен знать про этот дом… Что он скоро все мне объяснит, расследование почти закончено, ему осталось лишь проверить одну зацепку, последнюю. И если все подтвердится, тогда… тогда мы столкнемся с чем-то самым чудовищным, что только может существовать. И эта штука приведет мир к окончательной метаморфозе.
Метаморфоза. Рамирес тоже использовал это слово. Шарко впился глазами в ее губы, как мидия в скалу.
– Какую зацепку?
– Что-то очень странное. Нет, впрямую он мне ничего не сказал, так и держал все в тайне, но я видела билеты на поезд и кучу статей про несчастный случай у него на столе…
– Какой несчастный случай?
– Это случилось в марте в «Океанополисе». Вы слышали об аквалангисте, который отдал себя на растерзание акулам?
Коп покачал головой. Она продолжила:
– Какой-то тип лет сорока, аквалангист, нарочно разрезал себе ладонь в аквариуме центра и ждал там, в глубине, пока акулы разорвут его. По свидетельству очевидцев, он сохранял олимпийское спокойствие. Все случилось на глазах у публики. Мужчины, женщины, дети присутствовали при бойне. Некоторые даже засняли всю сцену от начала и до конца. Разные видео резни еще гуляют по Интернету, стоит только поискать. Я их просмотрела, это… неописуемо.
Шарко почувствовал, что нащупал связь: эта сцена напоминала ему что-то своей композицией и драматургией, хотя он был уверен, что никогда не слышал о происшествии с акулами.
– Почему Вилли копался в этой истории? Представления не имею. Какое отношение она имеет к радикальным кругам Парижа, к сатанистам или другим группировкам экстремистов, о которых он пытался разузнать? И в чем заключалась та невероятная зацепка? Узнать уже невозможно.
В ее глазах читалось бесконечное сожаление.
– Это… это был последний раз, когда мы разговаривали. Если не считать его отчаянного звонка три недели назад… А сегодня пришли вы, чтобы…
Глубокий вдох позволил ей сдержать новый взрыв чувств. Шарко дал ей время прийти в себя, потом показал фотографию Рамиреса:
– Вы знаете этого человека?
– Нет.
– Он не рассказывал вам о значении слов «Pray Mev», которые были вытатуированы у него на ноге? О существовании группы сатанистов?
– Нет, нет. Говорю же: я ничего не знаю. С того момента, как Вилли присоединился к ним, он отгородился от всех, порвал все связи. Стал одиноким волком.
Коп не желал выпускать из пасти свою косточку. Он разложил перед ней другие фотографии: кабинета в доме в Фронтено.
– В ночь его смерти кто-то взломал дверь и проник в дом его родителей. Когда двумя днями позже отец вернулся из Флориды, он заявил жандармам, что ничего существенного украдено не было, хотя в доме имелись ценные предметы. Посмотрите хорошенько. Не кажется ли вам, что кто-то побывал в кабинете Вилли и что-то оттуда забрал?
Она внимательно рассмотрела снимки, потом положила их перед собой:
– Вообще-то, в его кабинете всегда царил беспорядок, может, и до такой степени. Но ведь именно оттуда Вилли вел свое расследование, а он был не самым организованным человекам. Хотя это не мешало ему четко представлять свою цель. Скорее всего, вы должны были найти там книги о сатанизме, возможно, подборку документов. И кстати, его компьютер у вас?
Шарко покачал головой.
– Я знаю, что он хранил все данные на удаленном сервере. Возможно, он закачал туда результаты своих поисков? В свое время он так и делал, еще на стажировке. Но это было два года назад и…
– И у вас есть адрес сервера?
– Думаю, да. Историю браузеров никогда не стирают. Конечно, целая вечность прошла, но… Дайте мне глянуть. Он сидел вон там, на том месте. Программное обеспечение у нас с тех пор не менялось…
