– Итак…
Долгая пауза. С чего начать?
– …Вместе с моими коллегами и в самом тесном сотрудничестве с патологоанатомом, антропологом и энтомологом, которые проводили параллельные исследования, мы пришли к следующим выводам: среди тринадцати объектов имеются восемь женщин и пятеро мужчин, возраст которых иногда сложно определить, но я бы предложил разброс – от молодого человека семнадцати-двадцати лет до индивидуумов, которым максимум пятьдесят. Особенности, отмеченные антропологом: судя по форме черепов и лиц, этническая принадлежность варьирует – это африканцы, возможно, китайцы, но также и европеоиды. Короче, похоже, мы столкнулись с полным разнообразием и выделить стандартный профиль не представляется возможным.
Франк подумал о Летиции: она была с Реюньона. Он уже заметил ее тело, во втором ряду: мрачный ком смятой и пожелтевшей бумаги. Голова была повернута в его сторону, и то, что было когда-то молодой девушкой, полной жизни, теперь словно сверлило его пустыми глазницами.
Поль Шене направился к сравнительно хорошо сохранившемуся мужскому трупу:
– Невозможно определить причину смерти всех объектов, только три из них позволили сделать более-менее точные заключения, которые мы и экстраполировали на все остальные, более поврежденные. Вот это номер четыре, был закопан в лесу в Валле-де-Шеврез и засыпан негашеной известью. Как и труп из водонапорной башни, он был полностью обескровлен.
Он указал на куски пластика, лежащие в прямоугольном лотке:
– На шести из тринадцати тел мы нашли канюли. Можно предположить, что канюли имелись и на других телах, но в результате процесса разложения и извлечения тел эти кусочки пластика затерялись где-то в земле или в воде. У большинства тел ребра сломаны: это наводит на мысль об очень жестком массаже сердца с целью заставить мышцу качать кровь до самого конца. Поэтому мы можем обоснованно предположить, что всех жертв постигла участь Вилли Кулома: их выкачали до последней капли.
Николя чувствовал себя плохо. Он представлял себе мучения этих людей, как когда-то воображал муки Камиллы. Он думал о слезах боли, катящихся из их глаз, об отчаянных криках, о литрах крови, перекачанных в пластиковые контейнеры, чтобы, возможно, оказаться в глотках каннибалов.
– Мы отправили образцы каждого объекта на анализ ДНК в надежде, что эти анонимы обретут личность и лицо.
Медэксперт снял латексные перчатки и усталым жестом бросил их в корзину.
– Самое сложное – установить хронологию преступлений. Тела были в воде, в пластике, в земле, покрыты слоем негашеной извести, более или менее глубоко закопаны, что крайне затрудняет процесс датировки. Опять-таки можно говорить только об общем представлении. Посоветовавшись с коллегами и в ожидании дальнейших уточнений, я бы сказал, что самому старому трупу, перешедшему в состояние скелета, года два, как минимум. Что до наиболее свежего, ему на глаз несколько недель.
Франк погрузился в размышления. Возможно, после Летиции трупов больше не было. А что до предшествующих… два года тому назад… Временная прикидка соответствовала рассказу Флорана Леяни: Рамирес и тот тип в солнечных очках именно тогда начали формировать свой клан.
Он подошел к наиболее свежему телу.
– Два года, тринадцать жертв, получается убийство каждые два месяца. Прямо как на конвейере…
Перед его глазами возникла череда туш на бойне. Это кладбище под открытым небом вызывало те же ощущения, что и там. Николя подошел к нему, его дыхание сильно отдавало мятой. Франк, хоть и внимательно слушал медэксперта, опять задался вопросом: зачем его коллега возвращался в подвал Рамиреса и почему проторчал там так долго? Белланже на эту тему особо не распространялся.
– Мужчины, женщины, возраст разный, расовая принадлежность, наверно, тоже, – бросил Николя. – Столько различий, и, однако, должен быть какой-то признак, который их связывает. Рамирес не мог наносить удар наугад.
– С чего ты взял? – возразил Шарко. – Кто тебе сказал, что он не действовал импульсивно, в зависимости от своих перемещений?
– Канюли. Тот факт, что он, возможно, впрыскивал себе их кровь. Ты не можешь проделать такое с человеком, выбранным наугад. Слишком велик риск, и Рамирес рано или поздно вытянул бы неудачный номер. Болезнь или несовместимость крови. Нет, он искал именно эти жертвы, и никакие другие.
– Нет никаких доказательств, что он впрыскивал себе их кровь. Может, он всего лишь ее пил.
– Да, может, что само по себе уже не слабо, верно? Но у меня такое чувство, будто… происходило нечто интимное, почти чувственное, между палачом и его жертвами. Он их рисует, забирает всю их кровь, хранит их слезы, делает отметки на деревьях, чтобы возвращаться время от времени. Он дорожит каждой из них.
Молчание воцарилось в ледяном помещении, где теперь слышалось только гудение вентилятора. Позади них дверь тамбура открылась, и показалось лицо Маньена. За ним следовал мужчина с черной квадратной бородой, как у легионеров, и бритым черепом, на котором красовалась только одна прядь надо лбом. Похож на Джона Лому
[48], но на несколько сантиметров и килограммов помельче. У Шарко внезапно возникло дурное предчувствие: присутствие этого типа не вписывалось в привычные рамки. Мужчина на мгновение замер при виде разложенных тел, потом коротко кивнул всем, поднеся руку к носу:
– Извините. Этот запах. Надо привыкнуть.
– Это Хуберт Ландро, – объявил Маньен, тоже не сдержав гримасу. – Он один из руководителей Бюро по розыску без вести пропавших. Странное время и место для встречи, но, возможно, благодаря его визиту наше расследование получит столь ожидаемый толчок.
А Франк – удар под дых. Бюро по розыску уже в игре. Разумеется, из-за проклятущей прессы. Обнаружение в регионе тринадцати тел людей, a fortiori
[49] считавшихся пропавшими, по всем законам логики не могло его не заинтересовать. Журналисты подожгли фитиль и обнародовали связь, которую при иных условиях невозможно было установить. Господи, ну что за обвал невезенья? Франк проживал кошмар внутри кошмара, что-то вроде многослойного сна, и каждый новый слой оказывался страшнее предыдущего.
Голос начальника пробился в его сознание:
– …Хуберт тут же среагировал, когда я ему назвал имя автора этой бойни. Хуберт?
– Четыре месяца назад к моим людям поступила информация об исчезновении одной молодой женщины, Летиции Шарлан, совершеннолетней, которая жила в приемной семье в городке недалеко от Лонжюмо. В середине мая она вышла из молодежного центра и больше не подавала признаков жизни. Она часто исчезала из приемной семьи, грозилась уйти насовсем, и мы решили, что она просто сбежала, как часто бывает в подобных случаях. Имя Жюльена Рамиреса мелькало в нашем досье, его тогда вызвали как свидетеля, поскольку его грузовичок был несколько раз замечен недалеко от тех мест, которые посещала девушка. Мы следовали процедуре, и если его больше не беспокоили, то потому, что он был на стройке в момент ее исчезновения.
