Оглушительный хлопок двери, шквал мощных криков и мужских голосов вырвали его из видений. Он снова приоткрыл глаза и обнаружил множество лучей, которые обшаривали амбар, как светящиеся глаза.
Там, у входа, куча фонарей.
– Полиция! Не двигаться!
Ребята из ББР на передней линии, со штурмовыми винтовками, направленными на Дюпира, который казался лишь слегка удивленным. Не делая резких движений, он, пятясь, отошел от Николя и стола. В руке он держал свой мобильник. Не реагируя на приказы, он медленно провел пальцем по экрану. Потом достал коробку спичек, которая лежала в кармане его фартука.
– Просто спички, – бросил он монотонным голосом.
Он открыл коробок, хотя команды продолжали звучать, а люди приближались, угрожая действительно открыть огонь. Все так же медленно он чиркнул серной головкой:
– Думаете, мы вас боимся? Думаете, вы можете что-то поделать? Да пошли вы все!
Он улыбнулся и бросил спичку на свой пропитанный фартук, который мгновенно полыхнул. Две секунды спустя человек-факел метнулся прямо на Николя, но свернул со своей траектории под ударами десятка пуль.
Последнее, что увидел Николя, были черные чуть кудрявые волосы его палача, скручивающиеся, как крошечные пружины, на пылающем черепе.
64
Синие мигалки играли с ночью, их жадный свет уходил далеко в поля и вспышками вырывал из тьмы мрачный амбар. Из его широких распахнутых ворот выходила группа людей в форме, поддерживая два хрупких силуэта, укутанные в майларовые
[67] спасательные покрывала. Скрюченные женщины едва держались на ногах. Лица их были в слезах. Жак Леваллуа замыкал шествие. Он поедет с ними в больницу.
Николя сидел в машине «скорой помощи», врач заканчивал накладывать повязки на его бедра, после того как извлек из них две скрепки. Дюпир выкачал из него только около ста пятидесяти миллилитров крови, что не требовало госпитализации.
Пришлось расплачиваться за все чохом: Маньен метал молнии и тут же конфисковал и его оружие, и карточку с триколором. Шефа предупредил офицер из Экюлли, который, выдав Николя всю информацию о Венсане Дюпире, засомневался и решил удостовериться, что за его телефонным звонком стоит реальное, процедурно оформленное судебное дело. Бригады немедленно двинулись по указанному адресу.
В полиции судят по поступкам, а не по намерениям. Николя действовал в одиночку, в обход всех инструкций, и на этот раз Маньен располагал всеми необходимыми фактами, чтобы его укатать. Но это не имело значения: коп до конца следовал своим убеждениям.
Он сжал зубы, когда ему накладывали швы на левую надбровную дугу. Потом вспомнил о следе от укола у себя на затылке и словах Дюпира: «…было решено не убивать тебя, чтобы ты смог воспользоваться нашим маленьким подарком».
– Мне бы хотелось, чтобы вы сделали полный анализ крови, в том числе проверили следы всех известных вам заражений. Это возможно?
– Само собой, учитывая, что вам вкалывали иглы в вены. Мы не станем брать у вас кровь, образцов у нас и так хватает.
Он закончил возиться с ним, дал заполнить бумаги и отошел поговорить с коллегой. В проеме распахнутых дверей «скорой помощи» нарисовалась широкоплечая фигура. Синий пиджак, светлая рубашка, застегнутая до самого горла и мятая у петлиц. Франк Шарко присел на борт машины и коротким кивком указал на повязку, закрывающую бровь коллеги:
– Как себя чувствуешь?
– Оклемаюсь.
Николя махнул в сторону другой машины «скорой помощи», которая в этот момент трогалась с места:
– Во всяком случае быстрее, чем они.
Франк примостил голову на металлическую переборку и вздохнул:
– Что касается всего, что произошло в кабинете у Маньена, я здесь ни при чем, Николя. Клянусь своими малышами, это не я рассказал…
– Не важно, ничего уже не поправить.
Николя попытался выпрямиться, но скривился, поднеся руку к голове. И все же ему удалось выбраться наружу.
– У них какой-то план. По словам Дюпира, эти похищения – просто сопутствующий ущерб. Дело в чем-то другом.
Он втянул глоток воздуха, наслаждаясь вечерней прохладой, потом прикурил сигарету.
– Прежде чем покончить с собой, он послал сообщение, безусловно заранее вбитое в его телефон. Там было одно слово: «Кровотечение». Они знают, что вся их организация вот-вот сорвется в штопор. Что мы уже подобрались совсем близко. И мужик без колебаний спалил себя, лишь бы не попасть нам в руки.
Люси стояла у входа на ферму и разговаривала с Паскалем. Николя молча посмотрел на нее, потом снова повернулся к Шарко:
– Что там со списком?
– Тебе надо вернуться домой и отдохнуть.
– У меня еще будет полно времени, не находишь? Кончено, я больше не в деле, а значит, и допуск к материалам мне перекрыт, так?
Шарко вздохнул:
– У нас точно пять из тринадцати, считая Летицию Шарлан. А тех, кому оставили сообщения, попробуем еще раз обзвонить завтра, если не будет новостей. Мы неплохо продвигаемся, и все благодаря тебе. Они должны будут это учесть. Может, ты и лажанулся, приехав сюда, но кто из копов готов утверждать, что за всю жизнь не совершил ни одной лажи?
Они обменялись долгим взглядом, из тех, которые так крепко связывали их в прошлом. У Николя возникло впечатление, что в последнюю фразу Шарко вложил особый смысл.
– Мне психиатр не нужен.
– Тебе никогда ничего не нужно.
Франк тоже поднялся и засунул руки в карманы брюк.
– Дело громкое, они не захотят, чтобы его запятнал скандал с копом-наркоманом. Может, отделаешься простым курсом по лечению от зависимости и переводом в другую службу. Ты…
– Никто из них не убивал Рамиреса. Это не было ни сведением счетов, ни какой-нибудь местью внутри клана. PéBaCaSi из другой серии.
– Откуда ты знаешь?
– Дюпир дал понять. Искать надо в другом месте. Может, ближе, чем нам кажется… Кстати, ты ничего не хочешь мне сказать по этому поводу?
Они снова уставились друг на друга, на это раз с нескрываемой злобой. Шарко покачал головой:
– Нет.
Николя кивнул:
– Отлично. Тебе решать.
И ушел в ночь. Шарко в нерешительности побрел к подруге. Николя намекнул на выход. Но что делать? Рассказать ему все? И жить с надеждой, что тот никогда не выдаст их тайну?
Как раз перед тем, как они зашли в дом, мобильник Люси завибрировал. Она нахмурила брови, показала экран Франку и ответила:
– Николя?
Но там уже повесили трубку. Шарко развернулся к воротам, вглядываясь в ночь. Тень его коллеги замерла, словно вписавшись в пейзаж, потом исчезла. Он положил руку на спину Люси:
