– Не двигайтесь. Мы из полиции.
– Я знаю, доктор мне сказал.
Ее голос был сиплым, оттого что она долго звала на помощь.
– А полицейский, который нас спас, он где? Я хотела его поблагодарить.
– Он уехал отдохнуть. Но мы передадим ему вашу благодарность.
– Да, пожалуйста. Это важно.
Стул был только один, Франк пододвинул его Люси, а сам прислонился к стене, сложив руки на груди. Он предпочитал держаться в стороне. Его подруга устроилась рядом с пациенткой:
– Человека, который держал вас пленницей, звали Венсан Дюпир, и он мертв…
Та прикрыла глаза от облегчения, – казалось, все ее тело расслабилось.
– Но расследование, которое мы ведем, еще не закончено. Нам известно, что он действовал не один, и мы должны узнать как можно больше, чтобы продвинуться в поисках. Нам будет полезно все, что вы можете рассказать. Об обстоятельствах вашего похищения, для начала.
Та испустила болезненный вздох:
– Я живу одна в маленьком городке недалеко от Тулузы, я… я работаю в коммерческом отделе на предприятии, которое производит духовые шкафы. В тот вечер я возвращалась из моего спортклуба…
– Вы помните точную дату?
– Да, да, это было девятого сентября. Не знаю, следили за мной или ждали в саду. Я только помню, как вставила ключ в замок входной двери, потом… потом ничего. Только как пришла в себя в жутком месте, под землей. Я была привязана за щиколотку, я…
Люси попыталась прервать молчание, в которое та погружалась:
– Элен Уэтт была уже там?
– С Четырнадцатого июля, с той ночи, когда пускают фейерверки. Бедняжка, прошло уже два месяца, как она сидела там, когда я появилась.
Ее губы дрожали.
– Не торопитесь, – медленно произнес Шарко.
– Элен сказала, что меня привезли на место кого-то другого. Той, кто еще три дня назад была там, прикована, как и она сама. Ее звали Летиция. Девушка, которой едва исполнилось двадцать, и тоже с Реюньона, как и мы. Ее похитили в мае…
Для Люси это стало ударом. Значит, Летиция действительно была последней убитой жертвой. Тринадцатой. Как сотрудник полиции, она не могла избавиться от мысли, что ее дядя верно взял след еще тогда. И если бы Бюро по розыску чуть внимательнее отнеслось к его словам, если бы тамошние следователи как следует пригляделись к Рамиресу, что и должны были сделать, молодая женщина сегодня, возможно, была бы жива. И не произошло бы ничего из того, что случилось с ней и Франком.
– Когда сама Элен там оказалась, Летиция рассказала, что до нее был еще один человек, мужчина по имени Саломе Гербер. И другие до него… Мы образовали… как бы цепочку, и каждый переживший рассказывал следующему все, что ему до этого говорили. Элен сумела назвать мне имена шести человек, которых держали там до нее. Летиция, Саломе, Коринн, Димитрий, Франс и Алиса. Что до остальных, они стерлись из общей памяти, я так думаю… Сколько их всего было с самого начала? Скажите, сколько звеньев насчитывала цепь.
– Как минимум пятнадцать человек, включая вас обеих, – проговорила Люси, – на протяжении двух лет.
– О господи…
Ее глаза уставились в потолок, зрачки расширились. На какое-то мгновение она вернулась в свою тюрьму.
– Я поняла их систему: нас всегда держали по двое. Когда кто-то совсем слабел, когда у него забирали слишком много крови, тогда за ним приходил один тип, а потом появлялся новенький. Мы были всего лишь одноразовыми предметами, взаимозаменяемыми.
Шарко подошел ближе и показал ей фотографию Рамиреса:
– Этот тип?
– Да, это он, гробовщик. Иногда он заходил посмотреть на нас и разглядывал, как извращенец. Элен его боялась до ужаса, даже больше, чем другого. У него было что-то дьявольское во взгляде. И потом, она знала, что он скоро придет за ней: он уже приходил за Летицией, когда та не могла больше двигаться. Иногда он ждал, пока останется один, чтобы рассказать нам, как заставит нас страдать, как вдоволь развлечется с нами. Он был как гиена, ожидающая своей трапезы.
Она покрылась гусиной кожей и поджала ноги, обхватив их руками.
– А человек, который вас там удерживал, Венсан Дюпир?
– Он никогда с нами не разговаривал, был словно змея, которая смотрит на вас, прежде чем напасть. Однажды Элен, на беду свою, отказалась от еды. После того, что он с ней сделал, она больше никогда такого не повторяла.
Она отвела взгляд. Люси предпочла не заставлять ее вдаваться в подробности и не прерывать паузы, когда той они были необходимы. Виктуар сама продолжила разговор:
– Иногда он оставался с нами часами, прижигая себе ладонь зажигалкой, чтобы нас устрашить. И он улыбался… Улыбался, как психопат, когда на его месте любой бы плакал.
Шарко вспомнил: он был в амбаре, прямо позади людей из ББР, и у него в ушах еще звучали последние слова Дюпира, он видел вызов в его взгляде и то, как он поджег себя, без колебаний. Без страха. Как аквалангист с раненой рукой в бассейне с акулами. Или Кароль Муртье, которая выехала на автостраду по встречной полосе.
Все было связано, Франк знал это, но ему не хватало путеводной нити, общего звена.
– Он жил здесь, на ферме? – спросила Люси.
– Не знаю. Он спускался не каждый день. Оставлял нам еду, воду, иногда мы вообще не видели его между двумя заборами крови. Он был как медбрат, который приходит, измеряет давление и сердечный ритм, заставляет проглотить все эти таблетки…
– Витамины и пищевые добавки. Он следил за вашим здоровьем?
Та посмотрела на свое предплечье и иглу капельницы, которая была в него воткнута.
– На самом деле плевать ему было на нас. Его интересовала только наша кровь. Мы были всего лишь оболочками, производителями, которым требовался уход. Тот факт, что нас было двое, позволял, как бы сказать, распределять риски.
– Не могли бы вы уточнить?
– Я донор. Когда… когда вы сдаете двести пятьдесят миллилитров крови в специализированном учреждении, то не можете это делать чаще чем раз в шесть недель. Столько времени требуется костному мозгу, чтобы выработать достаточно гемоглобина, не истощив организм, не вызвав дисбаланса, например нехватки железа. А Дюпир систематически наполнял четыре контейнера каждые пятнадцать дней. Литр крови уходил из наших вен раз в две недели, можете себе представить? Мы жили… как в кошмаре. Этот ненормальный появлялся со своими контейнерами, иглами и всаживал их нам в руки. Элен все время стонала, она уже была на пределе. Еще одного забора крови она бы не выдержала.
Слезы покатились, как она ни пыталась сдержаться. Она достала бумажный платок из коробки:
– Простите.
– Совершенно не за что. Хотите чего-нибудь? Воды?
– Нет-нет, все в порядке… В одиночку никто в той камере не смог бы отдать столько крови. Когда тот тип видел, что одна из нас чувствует себя лучше, он брал у нее больше, это позволяло другой, более слабой, немного прийти в себя. Но… такое нельзя выдерживать до бесконечности. После двух месяцев организм Элен окончательно выдохся. Если бы вы не пришли, тот, второй тип в конце концов забрал бы ее. А потом они бы привели кого-то другого ей на замену, пока не пришел бы мой черед…
