«Тут у меня проект, — сообщил Трамп. — Мы выходим. Пусть его подправят, потом распечатайте на официальном бланке, и мы его отправим. Нужно сделать это сегодня».
Макмастер попытался напомнить президенту об интересах национальной безопасности, Кон и Портер привели контраргументы с точки зрения экономики и торговли.
«Пока я не предприму конкретных действий, показывающих, что мои угрозы реальны и должны восприниматься всерьез, — заявил Трамп, — у нас не будет никаких рычагов влияния в этих делах». После этих слов он ретировался из Овального кабинета.
Проект письма свидетельствовал о том, что президент нашел способ обойти контролируемый Портером процесс. Кона это очень встревожило, он подошел к столу президента и забрал проект
[23].
Первые несколько месяцев в должности главы аппарата Келли, казалось, целыми днями не выходил из Овального кабинета, присутствуя на каждой встрече. Говорил он мало, в основном выполняя роль молчаливого наблюдателя и стража. Он следил за тем, чтобы дверь между Овальным кабинетом и небольшой приемной, где сидела Мадлен Вестерхаут, всегда была закрыта. Мадлен было 27 лет, раньше она работала секретарем в Национальном комитете Республиканской партии и со своими длинными каштановыми волосами и широкой улыбкой была копией Хоуп Хикс. Дверь должна быть закрыта, настаивал Келли, из соображений конфиденциальности и безопасности. Кроме того, он не хотел, чтобы люди свободно ходили туда-сюда, как это было принято раньше.
«Нет-нет, оставь дверь открытой, — требовал президент. — Я должен видеть Мадлен. Как я ее позову, если она мне понадобится?»
Контр-адмирал Ронни Джексон, главный медик Белого дома и личный врач президента, заходил проверить состояние здоровья Трампа несколько раз в неделю, иногда каждый день.
«Как ваше самочувствие, г-н президент?» — спрашивал он, высовывая голову из своего кабинета, когда Трамп проходил мимо. Обычно это был 30-секундный осмотр или какая-нибудь короткая процедура вроде впрыскивания назального спрея.
Несколько раз д-р Джексон заходил к Келли. «В последнее время у президента слишком большая нагрузка, — однажды сказал ему Джексон. — Нам нужно подумать, как немного сбавить обороты, облегчить его расписание».
В следующий раз Джексон высказался более конкретно: «Похоже, президент действительно устал. Мы можем сделать его завтрашний график более щадящим?»
Келли считал, что решение проблемы — дать президенту больше свободного времени. Как правило, Трамп сам решал, когда начать рабочий день и когда его закончить и вернуться в свою резиденцию, варьируя это время в широких пределах.
Келли попытался выполнить рекомендации Джексона. Какие встречи действительно важны, а какие нет? Могут ли они дать Трампу дополнительные полчаса или час свободного времени утром или вечером, заканчивая его рабочий день чуть раньше? Они попытались. Но президент продолжал функционировать в режиме нон-стоп, зачастую доводя всех вокруг, включая себя, до нервного истощения.
Трамп организовал в своей резиденции встречу, чтобы обсудить тарифы на сталь. Росс, Наварро, Лайтхайзер, Кон, Макмастер и Портер также были приглашены. Трамп заявил, что устал от обсуждений и хочет подписать меморандум о введении 25%-ных пошлин на всю ввозимую сталь без исключений, для всех стран.
Это был очередной День сурка. Они снова повторили все доводы против, пока не вмешался Мнучин и не сказал, что сейчас приоритетом номер один должна стать налоговая реформа. В сенате, палате представителей и Белом доме доминируют республиканцы — такой шанс выпадает раз в жизни, сказал он. Последний раз налоговая система реформировалась больше 30 лет назад, еще при Рейгане.
Мнучин предупредил, что многие из сенаторов-республиканцев, чья поддержка была необходима для проведения законопроекта о реформе, были сторонниками свободной торговли и выступали против тарифов на сталь.
Господин президент, вы можете их потерять, сказал он.
Кон и Портер поспешили его поддержать. Макмастер, который считал, что введение тарифов на сталь нанесет серьезный ущерб отношениям с ключевыми союзниками и негативно отразится на национальной безопасности, также согласился по поводу налогов и сенаторов-республиканцев.
«Окей, вы правы, — в конце концов сказал Трамп. — Тарифы — это важно, но мы не можем рисковать налоговым законопроектом. Поэтому пока мы их отложим. Но как только с налогами будет закончено, мы снова вернемся к торговле. И тарифы на сталь — это первое, что мы должны сделать».
После ухода Бэннона из Белого дома Трамп и Сешнс нашли свой способ взяться за решение иммиграционного вопроса. Трамп официально объявил 5 сентября о завершении программы DACA, принятой его предшественником Обамой. Он назвал ее подходом «амнистия на первом месте» и дал конгрессу шесть месяцев на разработку новой программы.
Через два дня Трамп попытался успокоить поднявшуюся бурю. Его твит от 7 сентября гласил: «Всем, кто обеспокоен своим статусом (по DACA), в течение 6-месячного периода беспокоиться не о чем — никаких действий!»
Бэннон, который по-прежнему имел доступ к Трампу, позвонил ему и напомнил о важности жесткого антииммиграционного курса.
«Вы понимаете, что это почти уничтожило Республиканскую партию летом 2013 г.? — сказал Бэннон. — Это главная причина, по которой вы стали президентом. Один этот вопрос способен расколоть Республиканскую партию. Эта амнистия преследует нас».
Стивен Миллер сообщил Бэннону, что сейчас в Белом доме все дебаты сосредоточены на цепной миграции. Он подсчитал, что, если эта политика будет продолжаться, Соединенные Штаты в ближайшие 20 лет получат 50 млн новых иммигрантов.
Миллер сказал Бэннону: «Демократы никогда не откажутся от цепной миграции. Она изменила страну. Воссоединение семей — это святое».
Миллер оказался прав. Трамп мог сколько угодно говорить о поиске компромисса, но никакая сделка с демократами была невозможна.
«У меня нет ни одного хорошего юриста, — однажды пожаловался Трамп Портеру. — У меня ужасные юристы. — Он отдельно прошелся по юрисконсульту Белого дома Дону Макгану: — У меня куча неагрессивных и бесхребетных юристов, которым плевать на мои интересы, у которых нет никакой лояльности. Это какая-то напасть. Президент не может найти себе хорошего юриста». Портер понял, что Трамп говорит о своих личных адвокатах, которые представляли его в расследовании Мюллера.
Он отправился предупредить Келли. Они были в его кабинете вдвоем. «Я уже видел это кино, — сказал Портер. — И меня это беспокоит, потому что в прошлом такое уже случалось не раз, особенно после назначения спецпрокурора, когда сначала был Коми, потом Мюллер, когда президент был поглощен только этим и не мог думать ни о чем другом. Он не мог ни работать, ни принимать решения, фактически он не мог быть президентом. Он был не в состоянии дать нам никаких указаний, в каком направлении вести работу правительства.
