Герой романа Шарлотты Бронте «Шерли» (1849) фабрикант – владелец ткацкой фабрики Роберт Мур, действие которого происходит в начале XIX века, – банкрот. Он просит любящую его девушку «забыть о недостойном, у которого единственная цель в жизни – склеить свое разбитое состояние и очистить свое имя от позорного пятна банкротства». При этом романе есть все приметы того, что банкротство, если оно состоится, будет частным. Дело происходит в 1811–1812 годах, то есть во время Наполеоновских войн в Европе – рынки сбыта мертвы. А в Англии орудуют луддиты, которые дважды вывели из строя оборудование фабрики. Их поймали, судили и отправили на каторжные работы в Австралию, но кто-то из сочувствовавших им еще и стрелял в предпринимателя, тяжело его ранив, и тот выбыл из жизни на пару месяцев. К концу романа отношение Мура к банкротству меняется. Он говорит: «Раньше я думал, что банкротство – это позор. Теперь не так!» И даже собирается спасти остатки состояния и уехать в Штаты, где все начать с чистого листа. То есть раздумывает о том, как «кинуть» кредиторов, ведь все его имущество должно уйти с молотка для покрытия долгов. Однако завершается история благополучно: война заканчивается, сукна распродаются «в один день», и Мур, нашедший еще и свое личное счастье, никуда не эмигрирует.
Отношение к банкротам постепенно меняется. Законодательство о банкротстве превращается из инструмента наказания должника в инструмент возврата денег кредиторам, а затем и инструмент реабилитации должника. Соответственно, и слово «банкротство» перестает иметь оттенок «неприемлемое поведение» и становится простой констатацией финансового статуса. Это, конечно, хорошо, но только из литературы исчезают герои типа Бирото, Рафаэля или Талливера, которые считали себя обязанными погасить семейные долги любой ценой. Не вернуть деньги сегодня – не позорно. Отчасти это, наверное, связано с тем, что кредитор становится все более обезличенным: если раньше это были родственники, деловые партнеры или на худой конец ростовщики, то теперь это банк – огромный финансовый институт, который как-нибудь переживет.
А пока, в эпоху Бальзака, банкротство все еще позор. Рафаэль, литературный предок Дориана Грея, промотав немалые деньги и растратив исполняющую желания шагрень, наказан автором смертью в молодом возрасте, на пороге счастья с любимой женой. Бальзак уходит в мир иной вскоре после свадьбы с Эвелиной Ганской. «Вечный банкрот» признает в своем завещании долг перед ней в 130 тыс. франков, но, по оценкам биографов, это лишь треть взятого взаймы. Ганская по доброй воле принимает наследство писателя, то есть обязательство погасить долги, объясняя, что теперь она Эвелина де Бальзак. Почти все ее оставшееся состояние уходит кредиторам, однако обнищавшая чужестранка Парижу больше не интересна.
Глава тринадцатая. «Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про… или раздарено, потеряно в огне или воде».
Гибель «дворянских гнезд» в русской литературе XIX века
«Каждую неделю два раза вся Российская империя извещается
[33], что Н. Н. или Б. Б. в несостоянии или не хочет платить того, что занял, или взял, или чего от него требуют. Занятое либо проиграно, проезжено, прожито, проедено, пропито, про… или раздарено, потеряно в огне или воде, или Н. Н. или Б. Б. другими какими-либо случаями вошел в долг или под взыскание». Имение пойдет с молотка, а вместе с ним и приписанные крестьяне. Это старик лет в 75. «С отцом господина своего он был в Крымском походе, при фельдмаршале Минихе; в Франкфуртскую баталию он раненого своего господина унес на плечах из строю. Возвратясь домой, был дядькою своего молодого барина. Во младенчестве он спас его от утопления, бросясь за ним в реку, куда сей упал, переезжая на пароме, и с опасностию своей жизни спас его. В юношестве выкупил его из тюрьмы, куда посажен был за долги в бытность свою в гвардии унтер-офицером». Это старуха 80 лет, «жена его, была кормилицею матери своего молодого барина; его была нянькою и имела надзирание за домом…» Одни созидают, а другие лишь проигрывают и проживают то, что создано другими. Зачастую крепостные – лучшие люди, чем их хозяева? По всей видимости, так думал Александр Радищев, всю свою жизнь ратовавший за отмену крепостного права, в том числе в этом небольшом фрагменте «Путешествия из Петербурга в Москву» (1790).
Второй пример из екатерининских времен находим в «Портрете» Гоголя. Некий князь Р. влюбляется в петербургскую красавицу – «чудное слиянье нашей северной красоты с красотой полудня, бриллиант, какой попадается на свете редко». Невеста богата, умна и душевна. Князь Р. – «благороднейший, лучший из всех молодых людей, прекраснейший и лицом, и рыцарскими, великодушными порывами, высокий идеал романов и женщин». Князь влюблен «страстно и безумно», такая же пламенная любовь ему ответ. Но он не ровня невесте: «родовые вотчины князя уже давно ему не принадлежали, фамилия была в опале, и плохое положенье дел его было известно всем». И девушку за него не отдают. Выход находится! «Вдруг князь оставляет на время столицу, будто бы с тем, чтобы поправить свои дела, и спустя непродолжительное время является окруженный пышностью и блеском неимоверным. Блистательные балы и праздники делают его известным двору. Отец красавицы становится благосклонным, и в городе разыгрывается интереснейшая свадьба. Откуда произошла такая перемена и неслыханное богатство жениха, этого не мог наверно изъяснить никто; но поговаривали стороною, что он вошел в какие-то условия с непостижимым ростовщиком и сделал у него заем». Нетрудно догадаться, что будет потом.
***
В «Войне и мире» (1865–1869) Льва Толстого половина героев-дворян – на грани банкротства. Расстроены дела графской семьи Ростовых, княжеского рода Курагиных, лишен состояния Долохов, бедствуют княгиня Анна Михайловна Друбецкая и ее сын Борис… Почти все живут не по средствам. Никакого желания строже контролировать управление имениями. Ни малейшего намека на то, чтобы сократить долги, ужав потребление.
Думать о деньгах – на грани постыдного: Анна Михайловна плачет, оттого что ей приходится заниматься таким низким предметом – деньгами. Князь Василий Курагин лишь сетует, что Анатоль обходится ему в 40 тыс. в год, но не урезает его расходы. Пьер Безухов, чей годовой доход – 500 тыс. руб., не знает, как расходятся 100 тыс. из них, и почти каждый год вынужден занимать. Когда граф Ростов перезакладывает имения, посылают за свежей земляникой и ананасами, сын Николушка тут же заводит собственного рысака, самые модные сапоги и рейтузы, «каких ни у кого нет в Москве», и с легкостью проигрывает 40 тыс. за одну ночь («с кем не случалось»).
Сам Илья Андреевич Ростов в своем Отрадном принимает «почти всю губернию, с охотами, с театрами, с обедами и музыкантами». Сколько у него долгов, не знает. Как-то раз Николай по просьбе матери пытается проверить вороватого управляющего, но не может разобраться в книгах и не вступается более ни в какие дела, а «со страстным увлечением» занимается псовой охотой, «которая в больших размерах была заведена у старого графа».
