Книга От золотого тельца до «Золотого теленка»., страница 45. Автор книги Елена Чиркова

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «От золотого тельца до «Золотого теленка».»

Cтраница 45

Если говорить о достойных героях, то я бы выделила Анну Сергеевну Одинцову, пожалуй, любимую мою героиню в русской литературе XIX века. Она не только дала отпор хаму Базарову, но у нее еще и имение в порядке. Между тем сосед ее Николай Петрович Кирсанов, очевидно, управляет имением плохо: по приезде Базаров замечает, что «место неказисто». Нужно учесть еще, что Одинцовой всего-то 29 лет. Но действие «Отцов и детей» тоже происходит до крестьянской реформы: Тургенев писал роман в 1860–1861 годах, да и в самом тексте множество примет крепостного права.

Обнаружить героев-дворян, которые научились выживать в постреформенных реалиях, в самых известных романах того времени не удастся. Я, например, нашла таких только в «Кащеевой цепи», автобиографическом романе Михаила Пришвина, написанном уже после революции.

Мать главного героя романа Мария Ивановна (прототипом которой была мать самого Пришвина) удивляется, почему «у нас в романах описываются разные униженные и оскорбленные, а не победители». Сама она «победитель» – поместье было заложено, но ей удалось избавиться от долгов и осуществить реструктуризацию. Мария Ивановна «продаст дубовый лес на своем хуторе и разделит деньги между сыновьями, этого им хватит кончить курс и устроиться. Деньги эти она отдаст сыновьям в уплату своего долга по отцовскому имению, которое она, таким образом, у них покупает, хутор она отдаст [дочери] Лидии в приданое, имение сдаст в аренду мужикам, себе же оставит самую середочку, двадцать пять десятин. Этим решением она сразу всего достигает: у Лидии остается неприкосновенное приданое, сыновья получают самостоятельность и заботятся о себе сами, мужики будут платить аренду в банк, а на двадцати пяти десятинах скромно она может существовать, и хозяйство такое маленькое, что она спокойно поведет его…»

Мария Ивановна и кредит крестьянам дает только под залог, что гарантирует возврат долга: «Вот у нас в эту зиму мужики страшно голодали, я раздавала им деньги и муку, но под залог: у меня вся зала была завалена полушубками и всяким хламом. Теперь они все выкупили, отработали. А… пошли бы они на работу, если бы я не брала полушубки?»

Пришвин, однако, помнит, что не все помещики были таковы, как мать. Ему вспоминается нерадивый барин, который все потерял. Главный герой рассказывает, как год назад сосед Александр Дмитрич лег в сарае на сеновал отдыхать. И тут стучится мужик. «Ты что?» – «Должок принес». – «Ну, воткни в бревнушко тут, направо от тебя, в щелку, а я посплю и возьму». Через год приходит тот же мужик и опять просит денег. «„Рад бы, – говорит Александр Дмитрич, – да у самого только двугривенный. И потом же ты все равно мне не отдашь, прошлый год я дал тебе, а ты не отдал и еще просишь“. „Как не отдал? – изумился мужик. – Да вы же сами мне велели в щелку сунуть: „Посплю, – сказали, – и возьму““. „А и правда, – вспомнил Александр Дмитрич, – неужели же ты туда сунул?“ „Перед Истинным…“ – „Не божись… коли там, возьми“. Пошли посмотрели: там».

Глава четырнадцатая. «Закон – что конь: куда надо – туда и вороти его».
Коррупция в русской литературе XIX века

Как проституция считается древнейшей профессией, так с древних времен известно и о коррупции:


Как шутить еще он может, словно горем не убит?
Он сквозь слезы Автандилу о подарке говорит:
«Тот ходатая обидит, кто его не одарит,
Ибо сказано: „Пред взяткой даже ад не устоит“».

Это говорит о царе визирь в эпической поэме Шота Руставели «Витязь в тигровой шкуре» (1180, перевод Пантелеймона Петренко).

Если пред взяткой даже ад не устоит, чего говорить о простых смертных. «– Вот, жена, – говорил мужской голос, – как добиваются в чины, а что мне прибыли, что я служу беспорочно… По указам велено за добропорядочную службу награждать. Но царь жалует, а псарь не жалует. Так-то наш г. казначей; уже другой раз по его представлению меня отсылают в уголовную палату [отдают под суд]. <…>

– …Знаешь ли, за что он тебя не любит? За то, что ты промен [плата, взимавшаяся при обмене денег] берешь со всех, а с ним не делишься.»

Подслушавший этот разговор герой радищевского «Путешествия из Петербурга в Москву», написанного в 1780-х годах, поутру узнает, что в одной избе с ним ночевал присяжный с женою.

Героиня произведения, датированного 1813 годом, пребывавшая в курятнике судьей, «выслана за взятки», мчит оттуда во весь опор, но пытается доказать встретившемуся на дороге сурку, что «терпит напраслину». Сурок верит неохотно, ибо «видывал частенько», что рыльце у лисы в пушку. Крылов в «Лисе и сурке» формулирует «мораль сей басни» так:


Иной при месте так вздыхает,
Как будто рубль последний доживает:
<…>
А смотришь, помаленьку,
То домик выстроит, то купит деревеньку.

А вот история из 1820-х, обнародованная в 1841-м.

Хилое имение его батюшки отнял богатый сосед-самодур. Без всяких на то юридических оснований, но суд берет взятки и решает в пользу сильного и богатого. Отец умирает с горя. Сын, лишенный состояния, подается в разбойники. Грабит и убивает людей. Сколько было убито, Пушкин не сообщает, говорит только, что, когда банду Дубровского окружили 150 солдат, разбойники стали отстреливаться и победили. Коррупция порождает целую цепочку горестей.

Лев Лурье в книге «Питерщики. Русский капитализм. Первая попытка» (2011) констатирует, что взятки в николаевской России брали повсеместно, а казнокрадство вошло в привычку: «Главноуправляющий путями сообщения граф Клейнмихель украл деньги, предназначавшиеся на заказ мебели для сгоревшего Зимнего дворца. Директор канцелярии Комитета о раненых Политковский на глазах и при участии высших сановников прокутил все деньги своего комитета. Мелкие сенатские чиновники сплошь строили себе в столице каменные дома и за взятку были готовы и оправдать убийцу, и упечь на каторгу невинного. Но чемпионами в коррупции являлись интенданты, отвечавшие за снабжение армии продовольствием и обмундированием. В результате за 25 первых лет царствования Николая I от болезней умерло 40% солдат русской армии – более миллиона человек (при этом военное министерство беззастенчиво врало императору, что улучшило довольствие солдат в девять раз)».

***

В гоголевском «Ревизоре» (1836) воруют и берут взятки все чиновники. Городничий «пилит» бюджет: «…если спросят, отчего не выстроена церковь при богоугодном заведении, на которую год назад была ассигнована сумма, то не позабыть сказать, что начала строиться, но сгорела. <…> А то, пожалуй, кто-нибудь, позабывшись, сдуру скажет, что она и не начиналась». А кроме того, он возложил дань на купцов. «Такого городничего никогда еще… не было. Такие обиды чинит, что описать нельзя. <…> Что следует на платья супружнице его и дочке – мы против этого не стоим. Нет, вишь ты, ему всего этого мало – …Придет в лавку и, что ни попадет, все берет. Сукна увидит штуку, говорит: „Э, милый, это хорошее суконце: снеси-ка его ко мне“ <…> А в штуке-то будет без мала аршин пятьдесят. <…> Не то уж говоря, чтоб какую деликатность, всякую дрянь берет: чернослив такой, что… сиделец не будет есть, а он целую горсть туда запустит. Именины его бывают на Антона, и уж, кажись, всего нанесешь, ни в чем не нуждается; нет, ему еще подавай: говорит, и на Онуфрия его именины» – сетуют купцы Хлестакову.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация