— Меня одно утешает, — вздохнул он, — что Гелла даже не заметит моего отсутствия. Для неё-то времени пройдёт всего ничего, какая-то пара дней. Один я тут скучаю. Угу…
— Ничего, Понч. Прорвёмся!
Позавтракав холодным мясом и запив его горячим какао, только-только входившим в моду, Олег с Яриком направили стопы к дому де Монтале. Во дворе они застали необычное оживление.
— Послезавтра отправляемся! — сообщил им Жак де Террид последние известия. — Король приболел, но вроде как уже выздоровел. Кстати, поздравляю!
— С чем? — не понял Сухов.
Мушкетёр хихикнул.
— Пусть тебе лучше де Лавернь скажет! Он сюрпризы любит.
Недоумевая, Олег пробился к лестнице, где его встретил командир.
— Приветствую, мой лейтенант, — сказал Сухов.
Приглаживая усы, де Лавернь хмыкнул и ответил:
— И тебе привет… корнет!
Насладившись выражением Олегова лица, лейтенант расхохотался.
— Королевская охота была удачной, — объяснил он, посмеиваясь, — тебя резко повысили, минуя чины капрала и сержанта! Виват король!
— Виват! — искренне рявкнул Олег. Стало быть, врут о неблагодарном Людовике!
— Вива-ат! — взревела мушкетёрская братия.
— За это дело не грех и выпить! — воскликнул Жан-Арман дю Пейре,
[68] коренастый гасконец, бывший до того единственным корнетом в роте.
— Рири! Жеже! — зычным голосом воззвал сам маркиз де Монтале, в кои веки показавшийся перед мушкетёрами. — Выкатывайте бочонок анжуйского!
Анри Матье и Жерар Туссен исполнили приказ с большим воодушевлением, и вскоре живительная струя пролилась в подставленные кубки, чаши, а то и в оловянные миски.
— Вечно он меня опережает! — пожаловался Ярослав. — Пробую догонять — куда там! Угонишься за таким!.. Ваше здоровье, господин корнет!
— Это дело! — крякнул Жак де Террид, прикладываясь к сосуду. — Капрал пятьсот ливров получает, сержант — семьсот, а корнет — тысячу!
Дохлебав, он поспешил за добавкой, но ему не досталось — что такое бочонок для полусотни здоровых лбов?
— Выпей за меня, — сказал Сухов, протягивая огорчённому Жаку свою чашу, — меня капитан зовёт.
Повинуясь приглашающему жесту Жана де Берара, Олег поднялся по лестнице, впервые попадая в приёмную. Прикрыв за собою дверь, маркиз тяжело прошёлся по кабинету и облокотился о краешек новомодного бюро из орехового дерева.
— Послезавтра, — веско начал он, — мы выступаем в поход. Однако вам, господин виконт, и вашему другу барону приказано задержаться.
— Могу ли я поинтересоваться, кем именно?
— Скажем так, этого хотят и в Лувре, и в Люксембургском дворце. Достаточно?
— Вполне, мой капитан.
— Сути того, что вам предстоит, корнет, я не знаю, но одно могу сказать точно: задачу перед вами поставят зело трудную и опасную. Лично мне не выпадало подобного испытания, но я знаю нескольких достойных людей, которым высочайше поручали… мм… задания известного толка. Одни заслужили почёт и славу, другие… Другие сгинули без следа.
— Я предпочитаю почёт и славу, — тонко улыбнулся Сухов.
Коротко хохотнув, де Монтале наклонился к нему и сказал:
— В таком случае, господин виконт, отправляйтесь домой и ждите гонца. Как только выполните дело, вам порученное, догоните нас. Рота на марше двигается весьма неспешно. Лишь бы было кому догонять!
— О, мой капитан, кто только меня не преследовал! Сколько было жаждущих пустить мне кровь! И ничего, жив пока.
— Тогда удачи вам, корнет!
Дома Олега ожидал ещё один сюрприз — в гости явился Робер-Арман Дешамп дю Сарра, племянник графа д’Арси. Хромая, он вышел навстречу и развёл руками:
— Батюшка ваш не стерпел, — сказал он, — велел найти вас да узнать, что да как. Вижу, что удача вас не обошла стороной, вы уже королевский мушкетёр!
— Берите выше! — торжественно сказал Ярослав. — Перед вами корнет роты мушкетёров!
— О-о! Граф просил, чтобы я передал вам вот это… — Робер-Арман отцепил от пояса увесистый кошель. — А от вас он ждёт письма.
— Мне надо было самому догадаться и отписать отцу, — покивал Сухов. — Когда вы обратно?
— Задерживаться не стану. Сегодня доделаю все свои дела, а с утра и отъеду.
— Располагайтесь! А я, с вашего позволения, возьмусь за письмо.
Чувствуя укор совести, Олег устроился за столом, вооружась пером, чернильницей и листом бумаги. Избегая некоторых имён и не слишком вдаваясь в детали, он описал свои приключения, нажимая на успехи, — пусть старику будет спокойнее, пусть погордится сыном!
Накатав целую страницу, Сухов присыпал бумагу песочком, смахнул его и скатал письмо в тугую трубку. Пончик, подойдя сзади, шепнул:
— Ярик говорит, что мы не едем в Ла-Рошель. А куда?
— Куда пошлют, Понч.
— А кто?
Олег молча, но выразительно возвёл глаза к потолку.
— У-у…
Отдав послание Роберу-Арману и лишний раз заверив того, что не претендует на замок и угодья в ближайшие лет двадцать, Сухов вернулся за стол. Устроился поудобнее — придвинулся к стенке, так чтобы комфортно было облокотиться о подоконник.
Олег думал о том, что к кочевой жизни он, конечно же, приспособится, чего уж там, но бесприютное существование «без определённого места жительства» определённо не для него. Спать, где положат, и есть, что дадут, — далеко не мечта всей жизни.
Вот и эта квартира на улице Старой Голубятни — надолго ли у него эта крыша над головой? Вернутся ли они сюда? Бог весть… Осада Ла-Рошели — это история долгая. Год как минимум.
— По-моему, это к нам, — сказал Пончик, выглядывая в окно.
Олег приподнялся со стула и увидел, что на улице перед домом Хромого Бертрана стоит молодой человек в простом платье буржуа, но с повадками принца крови. Это был Шарль-Сезар де Рошфор.
— Понч, будь другом, проводи человека.
— Слушаюсь, господин, — чопорно ответил Александр.
— Ох, кто-то щас получит!..
— Такова наша холопья доля.
Быков, валявшийся на кровати, фыркнул насмешливо.
— Не понимаю, — сказал он, — почему бы двум благородным донам не вздуть строптивого слугу?
— Да надо бы, — проворчал Сухов. — Распустились…
Де Рошфор поднялся по лестнице и у двери выразительно глянул на сопровождавшего его Пончика. Тот поджал губы и удалился в людскую.
