Римдрова, в этот период Бодхисаттве время от времени становилось лучше. Бывали дни, когда он мог ходить самостоятельно.
Иной раз он повторял имена Будд миллионов вселенных, которые я никогда раньше не слышал. Снаружи пещеры он смотрел на оленей и птиц в лесу, рыб в ручье, словно корова-мать, с любовью смотрящая на своего теленка, так, будто видел их в последний раз.
Однажды Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг вспомнил, что я как-то просил его сочинить поэму, восхваляющую двенадцать деяний Будды Шакьямуни. Когда-то Сацоджин (один из великих мастеров Индии) начал сочинять эти строфы, но не смог их закончить. Третий Кармапа, Рангджунг Дордже, завершил начатое. Вспомнив о моей просьбе, Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг спросил меня: «Хочешь, чтобы я написал это?»
«Да, но раз тебе нездоровится, лучше не делай этого», – ответил я.
«Это не затруднит меня. Хоть я и слаб физически, у меня ничего не болит. Приготовь чернила, кисточку и бумагу. Я напишу это для тебя сейчас».
Я, Джигтен Вангчуг, был так рад, что немедленно все приготовил.
Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг сел писать о жизни Будды Шакьямуни – начиная с того, как Будда спустился из Тушиты, как он был зародышем в утробе, как родился земным принцем, как рос, как отправился в лес медитировать, как достиг пробуждения, как учил Дхарме и как вошел в паринирвану в конце своей жизни. Удивительно то, что истории были не только полными, но и подробно описанными. Этот том стал объектом почитания; монахи подносили ему простирания и выказывали уважение. Это также стало учением, которому все Бодхисаттвы должны следовать, практиковать в этом направлении.
Когда книга была завершена, Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг передал ее мне. Глядя на меня как корова-мать, он сказал: «Тебе тоже следует идти по пути Бодхисаттвы. Тебе следует писать истории о Бодхисаттвах, так же, как я написал их для тебя. Если будешь это делать, обретешь глубокое вдохновение».
Мы
[324] оставались там в течение многих месяцев. Началась осень, цветы и листья стали опадать с деревьев.
Десятый Кармапа детально описал поучения, которые получал каждый день, и бесчисленные обсуждения с Шестым Шамарпой той осенью. Эта часть пропущена. Затем он продолжает:
Я, Джигтен Вангчуг, начал грустить и беспокоиться. Возможно, вскоре Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг войдет в паринирвану.
Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг спросил меня: «Почему ты грустишь?»
«Ты великий Бодхисаттва, и тем не менее, твое тело становится слабее и слабее. Снаружи уровень воды в ручье опускается раньше положенного все ниже и ниже, а ведь зима только началась. В лесу одни цветы вянут, а другие распускаются. Животные и птицы все активнее запасают еду на зиму, и в то же время на холмах растет все больше зеленой травы
[325]. Более того
[326], время от времени ты смотришь на животных и позволяешь им смотреть на себя. Все эти внешние признаки указывают мне на то, что ты скоро войдешь в паринирвану, поэтому я грущу».
Тогда Бодхисаттва
[327] Чёкьи Вангчуг сказал мне: «В прошлом я сравнивал сансару с пузырями на воде. Пожалуйста, не грусти, Джигтен Вангчуг. Могут ли лотосы и озеро всегда оставаться вместе, не разлучаясь?»
Я ответил: «Нет».
Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг продолжил: «Верно. Иногда лотосы исчезают первыми, а озеро остается. Иногда озеро высыхает первым. Одни люди умирают бедными, другие богатыми. Тем не менее, подобно цветам, все люди и существа во вселенных проходят через цикл рождения, старения и смерти. Смерти нельзя избежать
[328]».
Я, Джигтен Вангчуг, еще долго заботился об учителе. Я менял его одежду. Я приносил воду, чтобы омыть его лицо. Я зажигал благовония в его палатке. Я приносил ему йогурт и молоко. Так я выполнял каждую его нужду. Одновременно Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг приводил мне многочисленные примеры и метафоры непостоянства, рождения, старения и неизбежности смерти
[329].
Римдрова
[330], каждое утро я простирался перед ним. Однажды после простираний я спросил: «Как прошла твоя ночь?»
Учитель ответил, что хорошо спал и видел хороший сон. «Я расскажу тебе», – добавил он.
Заинтересованный, я простерся перед ним и стал слушать.
«Когда моросит дождь и светит солнце, появляется красивая радуга. Сегодня рано утром мне приснился сон о том, что я шел сквозь яркие цвета радуги. Мне было очень хорошо, и я был счастлив. Это чувство все еще со мной»
Я был не рад это слышать, поскольку понял, что скоро он уйдет из жизни
[331].
Римдрова, я был очень опечален. Обычно, когда Бодхисаттвы заканчивают свою работу на одной планете, помогая существам, они отправляются на другую планету. Они уходят из жизни по двум причинам. Во-первых, чтобы дать учение о непостоянстве; о проблемах эго-цепляния в силу неведения и о том, как растворить его посредством медитации и учения об отсутствии самости. Когда все поучения даны, Бодхисаттвы показывают непостоянство физической формы и жизни посредством собственной смерти. Это вовлекает Бодхисаттву в активность где-то в другом месте, ведь он хочет освободить бесчисленное множество чувствующих существ.
Я
[332] попросил Бодхисаттву Чёкьи Вангчуга жить дольше и пока не завершать свое существование.
Тогда Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг соединил ладони на уровне сердца и посмотрел на меня. Он сказал: «То, что ты просишь меня не умирать, очень хорошо. Эта просьба достигнет всех Будд десяти направлений, призывая их не уходить и вращать колесо Дхармы на благо всех существ».
В
[333] то время Бодхисаттва Гаве Янг (находившийся тогда в монастыре Секхар в Южном Тибете, на расстоянии месяцев пути) понял, что Бодхисаттва Чёкьи Вангчуг, который был так же велик, как регент Будды, Архат Кашьяпа, скоро покинет этот мир. Он
[334] отправил письмо с гонцом, прося Бодхисаттву Чёкьи Вангчуга жить дольше. Он также написал, что сам закончил свою активность, как Бодхисаттвы прошлого, и что он не сможет вынести ухода Бодхисаттвы Чёкьи Вангчуга.
