* * *
Какой бы он ни был, этот Орацио Фальконьери – о нём известно немногое, – ему явно понравились и Альтана, и все новшества Борромини, что доказывает: по части вкуса он был большой молодец. Борромини семейство Фальконьери покровительствовало до конца его жизни, поручая ему разные дела, и, самое главное, – работы в церкви Сан Джованни деи Фиорентини. Орацио Фальконьери явно узнал имя Борромини и сошёлся с ним во время строительства Ораторио деи Филиппини. Там же архитектор познакомился и с другими важными частными заказчиками – братьями Бернардино и Виржилио Спада. Старший, Бернардино, носил высокое звание кардинала-священника и был очень богат, младший, Виржилио, занимавший при Иннокентии X и Александре VII должность секретного элемозинария папы, был важным администратором: он планировал строительство в Риме. Апостольский элемозинарий – должность, существующая и сейчас. Это глава особого департамента ватиканской администрации, носящего имя Elemosineria Apostolica, Апостольская Элемозинария [elemosina, «милостыня»], организации, занимающейся раздачей папских милостей, как духовных – благословений, так и материальных – денег. Духовные милости приносили немалый материальный доход, так что тайный элемозинарий, в отличие от главного, занимался не благотворительностью, а финансами. Сам Виржилио, судя по его дому, был не сказочно богат, все богатства сконцентрировал в своих руках брат, живший в семейном Палаццо Спада по соседству с Палаццо Фарнезе. За дворцом был огромный сад, выходящий к Тибру, в который упиралась Виа Джулиа. При постройке Лунго Тевере в XIX веке сад от Тибра был отрезан, а его большая часть застроена. Виржилио Спада был в очень тесных отношениях с Борромини, всё время его выдвигал и защищал. В то же время ему приходилось считаться с папскими желаниями: Александр VII благоволил к Бернини, хотя и не доверял ему всё подряд, как это делал Урбан VIII.
В середине 1650-х годов братья затеяли кардинальную перестройку фамильной капеллы, находящейся в Сан Джироламо делла Карита на Пьяцца Фарнезе. Об этой церкви уже говорилось в связи с Филиппо Нери, устроившим здесь свой первый ораторий. Работы финансировал старший брат, а организовывал и наблюдал за ними младший. К строительству был привлечён Борромини, так что во всех путеводителях капелла приписывается ему. Её знают все ценители барокко, хотя доля участия Борромини неясна. Капелла броская оттого, что инкрустирована дорогущими цветными мраморами различных оттенков коричневого и жёлтого. Стены и пол кажутся усыпанными жирными и разлапистыми, как на усольской финифти, цветами. Русские мастера, как и авторы римских орнаментов, вдохновлялись балдаккино-дамаскино, багдадскими шелками; сдержанная пестрота ониксового мрамора эффектно контрастирует с беломраморными скульптурами. Сначала поражает. Потом, приглядевшись, видишь, что архитектурное решение довольно заурядно, скульптура тоже так себе. Весь эффект – работа камнерезов, а Борромини цвет явно не жаловал, предпочитая, как модернист, белый. Лучше всего в Капелла Спада полосатый каменный плат-плащаница, что держат в руках два белых ангела работы Антонио Джорджетти, одного из многочисленных учеников Бернини. Они поставлены посередине капеллы, перегораживая её надвое, что довольно странно. Сами ангелы могут похвастаться только приделанными к спинам очень большими крыльями отличного от их белоснежности более темного оттенка, но плат шикарен так, что голова идёт кругом. «Это такое очарованье, которого просто нельзя выразить словами; вообразите себе: полосочки узенькие-узенькие» – я не в силах придумать ничего лучше, чем вторить просто приятной даме из «Мёртвых душ»; полосочки узости ослепительной, такой плат в магазине Миссони на Пьяцца ди Спанья тысяч пять евро стоит. Может, и больше. Во всяком случае, набросить его на плечи ни феллиниевская Маддалена, ни висконтиевская Бьянка не постеснялись бы.
В Капелла Спада чувствуется шик alta moda со всеми его достоинствами и недостатками. В сущности, это Vanity Fair (название модного журнала) и Vanitas vanitatum et omnia vanitas (Екклесиаст, Библия). Шик, плотский по духу, более свойственен Бернини, чем Борромини с его духовностью плоти. Сейчас вообще какое-либо участие Борромини в работе над Капелла Спада отрицается, хотя о ней упоминают многие современники. Все решения приписываются самому Виржилио Спада, который вроде бы был ещё и архитектором-любителем. Его тесная связь с Борромини, однако, предполагает, что за какими-то советами он к нему обращался. Виржилио Спада мог много чего напридумать, но воплощать тоже надо умеючи. А что он там мог как архитектор – ещё меньше, чем Бернини, архитектуре всё же обучаться надо. Безусловно, капелла далека от качества проектов Борромини и выглядит как позднее творение школы Бернини. В её шике и элегантности есть внутренняя немощь, некая осень, увядание барокко. Сила не бывает ни шикарной, ни элегантной; шикарна и элегантна только слабость. Шик и элегантность – прерогатива Афин, а не Спарты. Восхищение силой – удел слабых, только они и могут разглядеть и воспеть её изящество.
* * *
К концу пятидесятых годов сеиченто римское барокко, достигнув своей кульминации, пошло на спад. Связано это со многими причинами, экономическими, политическими, социальными, какими угодно. Изменился европейский климат, девальвация золота, нахлынувшего из Америки, привела к катастрофическому росту цен, в первую очередь на хлеб. Тут ещё голод, чума. Вестфальский мир 1648 года узаконил протестантизм в Священной Римской империи, в 1649 году в Англии король-католик Карл I был казнён, Испания стала загнивать, во Франции усилилось новое интеллектуальное движение, янсенизм, и расцвела деятельность монастыря Пор-Рояль-де-Шан, враждебная иезуитам и Ватикану. Сеиченто так хорошо для католицизма началось, а тут всё забуксовало. Контрреформация остановила наступление, а вместе с ней пожухло и римское барокко, став каким-то коричнево-жёлтым, несколько прелым. Как Капелла Спада. Новая стадия барокко, перекинувшаяся далеко в следующий век, сеттеченто, была удачно названа барокетто. Термин этот, на мой взгляд и вкус, очень верный, некоторыми историками искусства принимается в штыки.
В Риме барокетто заявило о себе первым, и у гениев барокко, Бернини и Борромини, оно первым и проклюнулось. Много причин определило постепенную трансформацию римского барокко в барокетто. Все вышеперечисленные – базовые, из раздела «бытие определяет сознание». Только что такое бытие? Главное – стиль устал. Бернини и Борромини в конце пятидесятых стали стариться. Решил всё именно этот факт, а не Вестфальский мир и деятельность монастыря Пор-Рояль-де-Шан. Для Борромини был особенно тяжёлым 1567 год, что отмечают все биографы. По городу поползли слухи о его malattia, болезни. Он пренебрегал своими обязанностями, не появлялся на стройках. Вместо этого его видели в книжных лавках роющимся в книгах. Мысль, что листать книги – тоже работа, римлянам, шляющимся по улицам и передающим эту сплетню, в голову не приходила. Те же, кто мог до этого додуматься, то есть работодатели Борромини, просто гнали эту мысль от себя: какому же работодателю, работа у которого простаивает, понравится сообщение о том, что его исполнитель что-то там изучает. Нет такого работодателя. Борромини стремительно терял заказы: его отстранили от работ по окончанию всё ещё строящихся Ораторио деи Филиппини и церкви Сант'Аньезе ин Агоне.
