Много всего, несколько путано, но замечательно. Борромини не тронул ни фасад, ни двор, то ли по желанию владельца, то ли по собственному почину: похоже, что фасад ему нравился своей старомодностью, хотя повествовательная болтливость декора ему была столь же чужда, как и пестрота Капелла Спада. Борромини ограничился переделками интерьера, но осмотреть парадные залы дворца практически невозможно, так как Палаццо Спада было куплено в 1927 году государством и в нём размещается Государственный Совет. Лишь небольшая часть дворца, часть жилых покоев, отдана музею, Галлериа Спада. Интерьеры, принадлежащие картинной галерее, сильно переделаны в XVIII–XIX веках и о Борромини даже и не помнят. Галлериа Спада не представляет семейную коллекцию, как это можно подумать, а была создана в XX веке замечательным искусствоведом Фредерико Дзери, её директором и практически основателем. Часть картин он получил из музейных фондов, часть приобрёл на антикварном рынке. Музей создавался в пятидесятые годы прошлого века, когда цены на живопись барокко были не так высоки. Дзери удалось сделать прекрасный музей. Он развесил вновь приобретённые вещи, часть из которых действительно принадлежала братьям Бернардино и Виржилио, так как они должны были бы висеть в римском дворце, плотно увесив стены по декоративному принципу, не соблюдая хронологии.
* * *
Несмотря на полную противоположность вкуса Борромини и Баронио, главное, что создано гением барокко в Палаццо Спада, – Galleria Prospettica, Галлериа Проспеттика, что на русский не сразу переведёшь, но и так понятно, что значит, – очень маньеристична. Галерея – самый известный в Риме и мире trompe l'oeil, что переводится как «обман глаза» или «обманка», как называются картины, стенные росписи, рисунки и т. д., создающие оптические пространственные иллюзии. Например, потолки барокко – сплошной обман. Для живописи это характерно, но архитектура! Весьма странная задача. Галерея – длиной 8 метров 82 сантиметра, но пытается выдать себя за стометровую, что у неё получается, но с некоторой натяжкой. Для того чтобы обмануться, надо забыть про то, что это trompe l'oeil, что довольно сложно. Галерея, само собою, ни для чего не предназначена, кроме как на неё глядеть, что теперь возможно только из-за изгороди, защищающей Галлериа Проспеттика от нас с вами, дорогой читатель.
Galleria Prospettica была возведена быстро, всего за год между 1652 и 1653 годами. Борромини помогал советами учёный августинский монах Джованни Мария да Битонто. У галереи есть ещё одно название, Prospettiva Finta. О значении итальянского finto я говорил в книге «Особенно Ломбардия», рассуждая про один из самых ранних архитектурных trompe l'oeil, творение великого Браманте, поклонником которого явно был Борромини, не тронувший его архитектуры в Палаццо Фальконьери. Речь шла об апсиде миланской церкви Санта Мария прессо Сан Са́тиро, Святая Мария на месте святого Са́тира, который не имеет никакого отношения к древним сати́рам, но означает святого Са́тира Миланского, родного брата Амвросия Медиоланского, одного из отцов католической церкви. В случае с Prospettiva Finta обычно предлагается перевод «искусственная» или даже «ложная перспектива», что верно, но только отчасти. Значение итальянского finto многосложно: это одновременно и искусственность, и искусность, причём как в искусстве, так и в ремесле. Finto может быть как искусно написанный на латыни трактат о том, что субстанция есть первоначало всякой вещи, особенно в том случае, когда она потенциально содержится в первом принципе и из него совершенно происходит; так и искусно сделанная вставная челюсть. Finto вовсе не значит falso, «фальшивый», но некоторый оттенок неестественности имеет, обозначая желание предмета: трактата или челюсти, всё равно – в сути своей подлинного, выдать себя ещё и за то, чем он в действительности не является. Маньеризм очень finto, он обожал оптические эффекты: искусственные гроты, живопись, подражающую скульптуре, иллюзорных чудовищ, выступающих из садов и стен и пугающих зрителя. Galleria Prospettica очень финто, финтифлюшка.
В ранней юности, проведённой в Милане, Борромини видел церковь Санта Мария прессо Сан Сатиро. Наверняка воспоминания о Брамантовой апсиде при создании его обманки помогали ему не меньше, чем советы падре Джованни. Апсида Браманте зрительно расширяет реальное пространство, она – часть интерьера и включена в подлинную архитектуру, являясь её составляющей. Galleria Prospettica Борромини самостоятельна, но она – архитектурное чудо и ничего более; галерея отдельна и не является частью чего-то, как апсида, но ничему не подчинённая, она ничему и не служит. Galleria Prospettica, обманывая реальность, вынесена за её пределы. Второе известнейшее творение Браманте, Темпьетто (tempietto, «храмик»), послужившее примером для Борромини, опять же своего рода trompe l'oeil. Темпьетто находится в Риме, во дворе церкви Сан Пьетро ин Монторио; Monte D'Oro, Золотая Гора – одно из названий отрогов Джаниколо или Яникула, по-латыни – Mons Janiculus, Гора Януса, данное им из-за желтовато-красного цвета. Темпьетто служит конкретной цели: это мартириум, то есть часовня, воздвигнутая на месте, на котором апостол Пётр был распят вниз головой. Темпьетто своего рода памятник, мемориал. В то же время это главное здание Ренессанса, воплощающее в реальность мечты об идеально круглом храме. В Темпьетто Браманте соединяет религиозность и эстетику, обряд веры и теоретическое рассуждение. Храмик, завершённый около 1510 года, стал архитектурной прокламацией нового стиля. Когда он был закончен, его открытие вызвало фурор, все римляне побежали на него взглянуть: до того они не видели ничего подобного, разве что кое-что похожее в руинах.
Рим, при Браманте ещё совсем средневековый как по своему облику, так и по мышлению, не представлял, что архитектура может заговорить подобным языком. Несмотря на небольшие размеры, строение впечатляло. Размеры были обусловлены тем, что реализовать проект хотелось в как можно более короткие сроки: Темпьетто был необходим Браманте, чтобы утвердить себя, он должен был показать, как надо строить. В сущности, это первая ренессансная постройка в Риме. Подразумевалось, что небольшая часовенка – нечто вроде модели огромного храма. Пространство двора, в который Темпьетто встроен, осмыслялось как рама, помогающая забыть об окружающем и воспринимать храмик как большое, величественное здание. На Пьяцца деи Кавальери ди Мальта, изысканнейшем памятнике сеттеченто, спроектировавший её кавалер Джованни Баттиста Пиранези устроил остроумный trompe l'oeil, который теперь так знаменит, что перед ним всегда очередь. В дверях ворот ограды Вилла дель Приорато ди Мальта, главного штаба мальтийских рыцарей в Риме, владеющих чудным парком до сих пор, кавалером просверлена дыра. Приложившись к ней глазом, можно увидеть купол базилики Сан Пьетро. Покоящийся на барабане с колоннами, купол кажется очень небольшим, ну прямо-таки отдельно стоящим храмиком, Темпьетто. При взгляде на Сан Пьетро через дырочку Пиранези на ум приходит мысль, что всё же главная католическая церковь многим обязана Браманте. В 1510 году он показал Риму, какой может стать архитектура будущего. Оказалось, что не только может, но и должна. Римляне, за ними вся la Chrétienté, а за la Chrétienté и весь мир решил, что этот язык – воскрешённая античность – и есть язык, единственно подходящий современности. Темпьетто обозначил собой осознание, что у архитектуры есть стиль. До того думать и рассуждать о стиле в чём бы то ни было, кроме философских трактатов, приходило в голову лишь узкому кругу интеллектуалов, начитавшихся Витрувия.
