* * *
Про рельеф при входе в Санта Мария дель Орационе э Морте поэт с издевательски длинным именем Джузеппе Франческо Антонио Мария Джоаккино Раймондо Белли, сочинявший острые сонеты в духе поэзии Пасквино в первой половине XIX века на romanesco [романеско], римском наречии, сказал: «Мрачный жнец с Юлиевой дороги». Белли прославился своим остроумием и свободолюбием в первую половину жизни и страшным ханжеством – он стал папским цензором и запретил Шекспира – во второй. Читать и переводить его очень трудно, в первую очередь потому, что романеско забыт. Сент-Бёв назвал в одном из своих писем язык сонетов Белли транстеверинским наречием, то есть языком народного Трастевере, а это уж совсем кокни. Несмотря на это, в России Белли пользуется определённой известностью в литературных кругах из-за того, что жил в Риме в одно время с Гоголем. Существует даже статья Н. Томашевского «Гоголь и Белли», доказывающая факт их знакомства. Никакими документальными свидетельствами это не подтверждается, кроме свидетельства всё того же Сент-Бёва. В своей рецензии 1845 года на изданный Луи Виардо первый французский перевод гоголевских повестей, опубликованной в «La Revue des Deux Mondes», он упоминает, что Гоголь первым обратил его внимание на Белли. Свидетельство Сент-Бёва было принято на веру. Связь великого национального писателя с римским поэтом послужила причиной усердного перевода Беллиевых виршей. По-русски они гладки и бойки, но лишённые неправильностей романеско, теряют всё своё обаяние, став разве что бойкими и гладкими. С лёгкой руки Томашевского тема Гоголь и Белли в гоголеведении прямо-таки стала темой диссертаций. Я бы назвал это Casus Belli, поводом для объявления войны всем, кто считает «ведения» наукой.
Церковь Санта Мария дель Орационе э Морте c Croberto68 / Wikimedia Commons / CC BY-SA 3.0
Ведь всё это очень мило, но где же Сент-Бёв с Гоголем познакомился? В письмах, написанных из Италии в 1839 году, Белли упоминается, но ни о каком Гоголе нет речи. Оказывается, что если знакомство и было, то оно могло произойти только где-то между 19 и 21 июня 1839 года на пароходе, следовавшем из Рима в Марсель. Сент-Бёв по-русски не говорил, Гоголь, как известно, по-французски говорил еле-еле. Зная его застенчивость, вряд ли можно предположить, что он стал навязываться в собеседники блестящему французу, а Сент-Бёву до какого-то русского вообще не было дела. В 1845 году, видя, что русская литература в топе в парижских салонах, он решил «вспомнить» о своём знакомстве, теперь его только красящем. Поймать за язык всё равно никто не мог, а так красиво соединить в одно две экзотические фигуры: русского и римлянина. Всё ж какое-никакое, а международное признание – отечественное литературоведение, наткнувшись на эту фразу, страшно обрадовалось и пошло вопить во всю ивановскую. Гоголь про Белли нигде не пишет, и вряд ли он, при его весьма скромном итальянском, мог разобраться в головоломных виршах на романеско. Никаких параллелей в их творчестве не найти, тема Гоголь и Белли совершенно из пальца высосана. Для любителей писать диссертации могу подкинуть другую тему: Grim Reaper, «Мрачный Жнец», – так называлась популярная в восьмидесятые годы прошлого века британская хеви-метал группа. Заголовки их песен говорят сами за себя: See You in Hell, You'll Wish That You Were Never Born, Night of the Vampire [ «Увидимся в аду», «Ты ещё пожалеешь, что родился», «Ночь вампира»]. На каком корабле познакомились Ник Боукотт и Стив Гримметт с Джузеппе Белли? На ладье Харона?
Рельеф на церкви Санта Мария дель Орационе э Морте c Peter1936F / Wikimedia Commons / CC BY-SA 4.0
* * *
В интерьере самой церкви никакого макабра нет, он светел и ясен, но черепа и скелет у входа в церковь лишь разминка. Самый же цимес – в крипте, усеянной мертвыми костями. Входящего приветствует поднятая правая рука весёлого скелета, искусно вырезанного из мрамора и прикреплённого прямо над аквасантьера, вместилищем для святой воды, куда входящий должен обмакнуть пальцы и осенить себя крестным знамением. В самой крипте стены белые-белые, как любил Борромини и любят современные галереи, а на белой-белой стене выложен крест из черепов, уже натуральных. По бокам креста – два симметричных весёлых роджера, пиратский символ, странно смотрящийся в святом месте. Лампады и люстры также сконструированы из человечьих костей, причём у люстр плафоны сделаны из лобно-теменных половин черепа. К основному помещению крипты с очень невыразительным современным витражом в алтаре, также заполненном костями и скелетами, примыкают ещё помещения со стеллажами вдоль стен. На открытых полках выложены черепа, как в хранении. Некоторые из них помечены надписями вроде: «Никколо́ Дуро, брат наш, умер 31 декабря года 1857». Брат не обязательно монах, просто член Арчиконфратернита делл'Орационе. Он, жизнь потратя на то, чтобы предать земле чужие тела, сам предпочёл именно такое применение своим бренным останкам. Крипта врезается в память.
Подобные крипты и капеллы в Италии называются ossario, оссарио, то есть «костехранилище», от ossa, «кость». Оссарио в Санта Мария дель Орационе э Морте не единственный в Риме. Церкви Санта Мария делла Кончеционе деи Каппуччини, называемой также Санта Мария Иммаколата а Виа Венето [Immacolata Concezione – Непорочное Зачатие; concezione – и «зачатие», и «концепция, идея»; церковь имеет два разных названия, Святая Мария Концепции (не зачатия же) Капуцинов и Святая Мария Непорочная на Виа Венето; последнее – современное, так как Виа Витторио Венето появилась только в конце XIX века] также принадлежит крипта, декорированная человеческими скелетами, более ранняя. Санта Мария делла Кончеционе деи Каппуччини – одно из немногих старых зданий, уцелевших среди благопристойной, но ничем не выдающейся застройки начала двадцатого века в рионе Людовизи. Сначала церковь, основанная в 1626 году, строилась ни шатко ни валко под присмотром малоизвестного, но деятельного архитектора Антонио Казони при участии монаха-капуцина Микеле да Бергамо, и, так как она находится недалеко от Палаццо Барберини, Санта Мария делла Кончеционе деи Каппуччини была под особым присмотром Урбана VIII, решившего сделать её фамильной. Папа собственноручно заложил первый камень её фундамента, а после того, как в ней был похоронен умерший в 1630 году его старший брат Карло Барберини, патриарх семьи, потомки которого были единственными прямыми наследниками фамилии, он форсировал строительство. В 1631 году церковь уже была закончена.
Снаружи церковь ничем не примечательна, но она обладает хорошими картинами, в первую очередь болонской школы, в том числе и считавшимся шедевром в XVIII веке «Святым Михаилом, побеждающим дьявола» Гвидо Рени. Все художники, приезжавшие в Рим, отправлялись его смотреть. Модернизм прошлого столетия Гвидо терпеть не мог, про него забыли, но постмодернизм его снова превозносит. Сегодня, однако, Санта Мария делла Кончеционе деи Каппуччини знаменита не «Святым Михаилом», и даже не принадлежащим ей вариантом «Святого Франциска», приписываемого Караваджо, а своей огромной и роскошной криптой. Она состоит из пяти отдельных капелл, каждая из которых представляет собой оссарио. Крипта появилась в Санта Мария делла Кончеционе деи Каппуччини не сразу, а ближе к концу сеиченто, когда территория очень старого кладбища капуцинов, располагавшегося вокруг церкви Сан Бонавентура аль Палатино, стоящей на Квиринале, стала застраиваться. Извлекая останки своих собратьев из могил и складывая их в крипте, монахи Санта Мария делла Кончеционе просто спасали их от поругания, так как иначе кости были бы выкинуты на свалку вместе со строительным мусором.
