Вот в этой Болонье и родился в 1560 году замечательный художник Аннибале Карраччи. Он вместе с братом Агостино и кузеном Лодовико – оба старше его, но ненамного, первый – на три, второй – на пять лет, – в начале 1580-х годов организовал в своей мастерской сообщество, принявшее название Accademia degli incamminati, что на русский переводится как «Академия вступивших на истинный путь». Перевод звучит несколько излишне назидательно: более верный перевод – «Академия идущих вместе», что имеет другой смысл. Словосочетание «истинный путь» тут же предполагает «кто не с нами, тот против нас», что частенько случается с «русским путём», а «идущие вместе» это только: мы идём себе и идём, хотите – присоединяйтесь, не хотите – не присоединяйтесь. Братья были молоды и бесшабашны. Они учились у родившегося в Антверпене, но всю жизнь прожившего в Италии фламандца Дениса Кальварта, главного болонского маньериста, художника мастеровитого и усреднённого: кальвартовская фламандскость пришлась по вкусу болонской здравости. С учителем они оставались в прекрасных отношениях, имея характер покладистый, но уйдя от него, образовали нечто вроде содружества молодёжи, в основном также обучавшейся у Кальварта. Мастерская Карраччи превратилась в своеобразный сквот конца чинквеченто, собрав начинающих художников, недовольных поздним маньеризмом, всем вокруг заправлявшим. Аннибале, самый молодой, но самый одарённый и влиятельный из братьев, стал главой сообщества. Болонская Академия была камнем, бухнутым в застойные воды позднего маньеризма и вызвавшим волнение столь сильное, что оно не утихает и до сих пор. Его порождением стал академизм, соотносящийся с Accademia degli incamminati очень сложно и многообразно.
* * *
Слово «Академия», применяемое по отношению к объединению живописцев, являлось новым и чуть ли не еретическим. Понятие «академия» связывалось со свободными искусствами, в первую очередь – с философией и литературой. Живопись к «свободным» искусствам не принадлежала. Она была искусством мануальным, то есть требовала ручного труда, а это занятие не для благородного человека, а для мастерового. Её и искусством-то признали недавно, всего лишь в начале XVI века; раньше живописцы, как и все остальные ремесленники, были членами цеха, причём часто их, в силу малочисленности, объединяли с другими профессиями, например – с седельщиками. Первая в Европе академия живописи появилась в самом прогрессивном городе Европы, во Флоренции, в подражание академиям философским и поэтическим. В ней же Марсилио Фичино в XV веке и возродил традицию академий, прерванную с Античности. В 1563 году во Флоренции была учреждена Accademia delle arti del disegno, Аккадемиа делле арти дель дизеньо, Академия искусств рисунка, под высочайшим патронатом великого герцога Тосканского Козимо I.
Новая институция возникла в результате хлопот неутомимого Джорджо Вазари. Понимая, что дело не простое, а по своей сути революционное, могущее получить резкий отпор со стороны консерваторов, отнюдь не желавших, чтобы недавние мастеровые пролезли в ряды благородных, он, стараясь всё обставить пышно и официально, мобилизовал свои связи. Патроном его детища стал великий герцог, а первым академиком был назначен Микеланджело Буонарроти, названный отцом и господином всех искусств. Против лома нет приёма, с авторитетом Козимо и Микеланджело не поспоришь. Консерваторы промолчали. Микеланджело умер на следующий год после избрания, а Аккадемиа делле арти дель дизеньо продолжала набирать силу. Она стала интернациональной, так как её членами назначались не только уроженцы Тосканы, но и знаменитости из других городов, в том числе Тициан и Палладио. Иноземцы, правда, были лишь номинальными академиками, всем заправляли флорентинцы. Название – Академия искусств рисунка – сразу же утверждало, что главное во всех искусствах – рисунок, понимаемый не как простое умение рисовать, а как способность воплощения отвлечённой идеи в зримой форме. Disegno, «рисунок», многозначный термин, для теории маньеризма важнейший. Федерико Цуккари в своём умнейшем трактате определял рисунок ни больше ни меньше как анаграмму Disegno – segno di Dio in noi [ «Рисунок есть знак Бога в нас»] и утверждал его божественное происхождение. DISEGNO, то есть высшее понятие, состоящее из одних заглавных, коему все маньеристы фанатично поклонялись, подразделялся на disegno interno, «рисунок внутренний», и disegno externo, «рисунок внешний». Не вдаваясь во все сложности трактовок понятия DISEGNO в середине XVI века, можно суммировать, что оно означало соответствие формы и идеи. Disegno interno – это тот внутренний образ, что рождает дух, а disegno externo – то, что исполняют руки. Поклонение DISEGNO подразумевало рисование дни и ночи напролёт.
Основанная во Флоренции Аккадемиа делле арти дель дизеньо, помпезная и серьёзная, стала прототипом для подобных учреждений в Италии, потом по всей Европе, а с XIX века и по всему миру. Особой важностью всегда отличалась французская Académie royale de peinture et de sculpture, Королевская академия живописи и скульптуры, основанная довольно поздно, в 1648 году, при высоком покровительстве Людовика XIV, страстно желавшего, чтобы во Франции всё было лучше, чем в Италии. Её глава Шарль Лебрен создал наиболее напыщенный и ходульный вариант барокко, называемый «французским классицизмом времени „короля-солнца“». Классицизм в нём – лишь в тематике, а так – это нудное, но величественное и занимательное придворное действо в душном от свечей вызолоченном театре, силящееся представить среди завихрений барочных капителей и облаков жизнь древних греков и римлян в усыпанных пудрой париках и отороченных кружевом камзолах перед зрителями, обряженными в такие же парики и камзолы. Все потеют. Барочную суть версальского классицизма великолепно передал Александр Бенуа в серии рисунков, посвящённых Людовику XIV. Académie royale de peinture et de sculpture не просто была связана с властью, она власть воплощала. Для неё даже Никола Пуссен был авангардистом.
Строгая иерархия и консервативное величие Académie royale стали образцом для подобных учреждений, теснейшим образом связанных с государством, в том числе и для нашей отечественной Академии художеств. В них стиль барокко, слившись в XVIII веке с неоклассицизмом, всё более и более «академизируется». В девятнадцатом столетии академизм превращается в догму и в Салон. Против этой догмы восстают романтики, за ними – импрессионисты и постимпрессионисты. К началу XX века ничего скучнее и бездарнее академизма и академий представить себе уже и невозможно, модернизм призывает к их уничтожению.
Аннибале Карраччи и его братья со своей Accademia degli incamminati играют в истории мирового академизма особую роль. Их академия представляла свободное объединение художников, желавших не мириться с господствующей догмой, а сказать нечто новое, догме противоречащее. Название было несколько ироничным, оно пародировало флорентийскую выспренность. Определение «академики» по отношению к художникам слух ещё резало: вторая в истории официальная художественная академия, Аккадемиа ди Сан Лукка в Риме, основанная Федерико Цуккари, появилась только 1593 году, двадцать лет спустя после академии братьев Карраччи. С точки зрения Цуккари, Accademia degli incamminati была союзом бунтарей, она предполагала свободное обучение и пребывание вне всякой дисциплины. Независимая ни от кого, она не гарантировала никаких привилегий и была лишена государственной поддержки. От власти Карраччи были далеки, в чём подражали Академии Платона и многочисленным её реинкарнациям в Ренессансе. Кроме братьев Карраччи, с Accademia degli incamminati так или иначе оказались связаны все талантливые болонские художники первой половины сеиченто: Гвидо Рени, Альбани, Доменикино, Лючио Массари, Франческо Гверчино, Джованни Ланфранко, Алессандо Тиарини, Систо Бадалоккио. Каждый из перечисленных был яркой индивидуальностью, каждый обладал талантом, кто большим, кто меньшим, но Аннибале придал их стремлениям общность, сохранявшуюся всеми художниками на протяжении их творчества. Их-то и прозвали «болонцами».
