Immaculata Conceptio, Непорочное Зачатие, находится в прямой связи с Assumptio Beatæ Mariæ Virginis, Взятием Пресвятой Девы Марии в небесную славу (Вознесение празднуется католиками 15 августа, в то время как православные в этот же день чтят Успение), что послужило сюжетом для Карраччи. Иконографически два этих сюжета часто изображались схоже: в Непорочном Зачатии угадывалось Вознесение и наоборот. Алтарный образ Аннибале Карраччи как раз и относится к произведениям, утверждающим безгрешность Марии – церкви. Популярность Immaculata Сonceptio до его официального утверждения Ватиканом была столь широка, что в Испании Concepción, «идея» и «зачатие» одновременно, стало популярнейшим женским именем. Испанский мистик и аскет Хуан Баутиста де ла Консепсьон, о котором говорилось в связи с тринитариями и Сан Карлино, именно так себя и назвал. По-русски это как бы Зачатие Ивановна: ничего себе имечко. Энтео отдыхает. Уменьшительное от Консепсьон – Кончита, тоже неслабо по-русски звучит. Имя Кончита прогремело на весь мир, как крещёный, так и нет, когда принявший это имя представитель Австрии – католической, кстати, страны – Томас Нойвирт с триумфом победил на Евровидении в 2014 году в Копенгагене, выступив с песней Rise Like a Phoenix, [ «Восстану, словно феникс»] под именем Кончита Вурст [Wurst, «колбаса»]. Хорош он был несказанно, в блестящем платье, с накрашенными очами и прелестной маленькой, но густой бородкой. Для Австрии, которая в XX веке знала лишь поражения, победа приобрела особый смысл и особое значение. Австрийцы повально, что католики, что нет, захлёбывались от восторга. В Австрии во всех церквах изображений Immaculata Сonceptio хоть отбавляй, понятно, откуда ноги растут: бородатая жена, облечённая в солнце. Вот тебе, бабушка, похищенная некогда Европа и вознеслась.
Тиберио Черази, заказывая алтарь с Девой, восставшей, словно феникс, и поднимающейся высоко в небо, предугадал будущее европейской культуры: торжество концептуализма в искусстве и толерантности в нравах. Томас Нойвирт, назвавшись Кончитой Колбасой, знал, что делал. Все его оговорки по поводу того, что Кончита – знойная латиноамериканка, для отвода глаз. Имя его плеснуло на Европу волной тайфуна, и в нём, подобно как в узоре надписи надгробной на непонятном языке, прочтений и смыслов куры не клюют. Зачатие Колбаса или Вагина Фаллос и т. п. и т. п. Всё при этом – Колбаса, что говоряще: колбаса одно из достижений европейской цивилизации потребительства, сегодня часто именуемым потреблядством; Болонья тоже славна мортаделлой. Нельзя, однако, забывать, что Кончита ещё к тому же и Идея Колбаса, Концепция Фаллос и т. д. и т. п. Православные, само собою, возмутились, так что РПЦ официально через главу своего Синодального информационного отдела Владимира Легойду объявила, что Кончита – «звено в цепи культурной легитимизации порока в современном мире» и «попытка закрепления новых культурных норм»
[18]. Что-то подобное Синод объявил и в ответ на Ineffabilis Deus папы Пия IX.
Immaculata Conceptio, как и Assumptio Beatæ Mariæ Virginis, Взятие Пресвятой Девы Марии в небесную славу, актуально на все времена.
* * *
Итак, Мария – церковь. Апостол Пётр – основание церкви и её активность внешняя, апостол Павел – идеолог церкви и её активность внутренняя. Пётр – страдание, мученичество; подвиг. Павел – сомнение, озарение; обращение. Пётр, рыбак, простая душа – назначен Иисусом в его человеческой ипостаси главным из апостолов, и он последовал за Ним в хождении по водам. Павел, буржуй, интеллигент, язычник – уверовал в силу чуда, поразившего и ослепившего его и преобразовавшего, ибо был гонителем христиан и нечестивым Савлом, но, преобразившись в Павла, стал самым активным организатором раннего христианства. Он, изначально воинствующий язычник, даже не входит в число двенадцати ближайших учеников Иисуса, но он, вместе с Петром, является первоверховным апостолом, то есть одним из основателей христианской церкви. На иконах они часто представали вдвоём, в Ренессансе – несколько реже, а после Тридентского собора количество картин, объединяющих двух апостолов в аллегорию католической церкви, резко увеличилось. Огромную роль в усилении интереса к парным изображениям апостолов сыграли фрески Микеланджело в Капелла Паолина, сдвоившие сюжет мучения Петра и обращения Савла.
Два самых запоминающихся апостола, представленные как два интеллектуала около 1600 года, – картина Эль Греко в Эрмитаже. Апостолы Эль Греко, репрезентируя разум созерцательный и разум деятельный, восходят к популярным с Ренессанса изображениям плачущего Гераклита и смеющегося Демокрита и предвосхищают гениальнейшую в мире пару интеллектуалов, «Мениппа» и «Эзопа» Веласкеса из музея Прадо. Хочется назвать картину двойным портретом, столь индивидуальны лица и характеры двух основателей церкви: тонкий и жёсткий Павел и мягкий, уступчивый и какой-то весь просящий, Пётр. Павел вместо меча – своего постоянного атрибута – левой рукой опирается на книги и смотрит куда-то в сторону, за пределы картины. Кажется, что оба за столом, стоящим на возвышении в огромном зале, полном народа, среди которого толчёмся и мы с вами, картину Эль Греко рассматривающие. Апостол Павел только что положил на стол колокольчик, что держал в правой руке и чьим звоном призывал к тишине, и простёр руку в указующем жесте, готовясь к началу речи, призванной что-то доказать и в чём-то убедить. У Петра взгляд долу, голова склонена, и весь вид несколько опущенный; правая рука протянута чуть ли не просительно, левая, с ключом от Царства Небесного, держит святой ключ так, что он вот-вот готов выскользнуть, будучи слишком тяжёл для апостола. Красный цвет плаща Павла, контрастируя с блеклым белым, написанным тончайшими оттенками плащом Петра, подчёркивает его активность. Картина известна во многих вариантах, что говорит о её популярности. Один из них – в Национальном музее искусства Каталонии в Барселоне. На нём у Павла вместо книг огромный двуручный меч, стандартный его атрибут, и вся композиция, перенесённая из закрытого помещения в открытое пространство, так что фоном фигурам служит голубое облачное небо, несколько проще, хотя, быть может, и выразительнее, чем эрмитажная. Вариант Эрмитажа датируется 1590-м годом, барселонский написан около 1600 года, так что апостолы Эль Греко чуть ли не современники апостолов Караваджо.
Актуальность репрезентации церкви для Ватикана в виде двойного портрета, так сказать, апостолов Петра и Павла возросла к 1600 году в прямой связи с дебатами о приоритете Петра или Павла, инспирированными ориентацией протестантов именно на писания апостола Павла. Об этом уже говорилось при обсуждении микеланджеловского жеста Иисуса в «Призвании Матфея» в Капелла Контарелли: можно к этому добавить, что в Лондоне в том же веке все англичане во главе с Кристофером Ренном закряхтели, стараясь превзойти базилику Сан Пьетро своим собором Святого Павла и переплюнуть римлян. Ничего у них не вышло, Рим переплюнули только ивуарцы со своей де-ла-Пэ. Ватикану в ответ протестантам надо было подчеркнуть равенство для церкви обоих авторитетов и их единство. Акценты всё же смещались на строну святого Петра: он взгромоздился на Колонна Траяна, более для Рима важную, чем Колонна Аурелиана. В парном представлении «Мученичества Петра» и «Обращения Савла» самого Микеланджело в Капелла Паолина апостол Пётр также господствует. Обращение его буравящего взгляда к зрителю столь же внятно, как плакатный призыв гениальных «Ты записался добровольцем?», «Родина-мать зовёт», а также предваряющего их I want you for U.S. army Джеймса Монтгомери Флэгга 1917 года, призывающего на Первую мировую войну. На русский надпись переводится как-то по-интеллигентски, «Ты нужен мне в армии Соединённых Штатов», хотя смысл проще и яснее: «Я хочу тебя для армии США». Пётр на фреске Микеланджело столь же открыто взывает I want you for Christianity, «Я хочу тебя для Христианства».
