– Понимаешь, Крейг не такой уж плохой, и он любит меня, и вообще… И он правда хочет купить мне “Антологию Битлз”. Ну и что же мне теперь делать? – мучается сомнениями Кэндис.
Тик не успевает ответить, ее перебивает Джастин, парень с другого конца стола.
– Что, Кэндис? – говорит он, словно она к нему обращалась. – Ты и правда положила глаз на Джона?
Джон Восс, он тоже сидит за Синим столом и всегда ведет себя так, будто вокруг никого нет. Из всех ребят в Имперской старшей школе он кажется Тик самым непознаваемым, и по этой причине она его слегка побаивается. Дело даже не в его странной одежде из секонд-хэнда и не в клочковатой стрижке, словно он сам орудовал ножницами. Его молчание – вот что главное. За всю неделю он не произнес ни слова. Если бы не Джастин, которому нравится изображать, будто он озвучивает мысли этого коматозника, все бы уже давно перестали его замечать. Джон Восс тщательно и чрезвычайно детально рисует нечто в форме яйца, и это тоже озадачивает и пугает Тик. Кому снятся яйца? Наблюдая за тем, как продвигается его работа, Тик вспоминает о тестах на проверку умственных способностей – единственная аналогия, что приходит ей в голову. В данном случае тест выглядел бы так: Джон для Джастина как …….. для Кэндис. Правильный ответ: Тик.
– Джон говорит, что тебе, Кэндис, стоит зайти к нему домой после школы. Говорит, у него есть что тебе показать.
– Заткнись, ты, говнюк! – орет Кэндис, отчего Тик вздрагивает. Она понимает: испуг в голосе Кэндис вызван попыткой Джастина наделить ее романтическими отношениями с мальчиком, пребывающим в самом низу школьной социальной иерархии. Поскольку рейтинг самой Кэндис немногим выше, чем у Джона, она обязана пресекать любые поползновения принизить ее. – Простите, миссис Роудриг, – извиняется Кэндис, когда все сидящие за Красным, Зеленым, Желтым и Коричневым столами оборачиваются на нее, – но Джастин все время достает меня.
Миссис Роудриг, расправив плечи, сердито взирает на Синий стол, будто все его обитатели в равной степени ответственны за выходку Кэндис. Ее недовольство и гнев распространяются и на Тик, и на Джона Восса, который по-прежнему не отрывает глаз от своего яйца.
– Надеюсь, – с нажимом произносит учительница, – Синий стол более не потревожит нас ни ссорами, ни криками.
– Я же сказала “простите”, – достаточно громко откликается Кэндис, закатывая глаза, – мол, даже учительница не может требовать от нее большего.
– Если вам необходим пример достойного поведения, – продолжает миссис Роудриг, предлагая свое видение проблемы и решение оной, – к вашим услугам Зеленый стол, ваши ближайшие соседи.
Зеленый стол сегодня, отмечает Тик, понес существенные потери. Обычно за ним сидит восемь учеников, но сейчас только четверо; из них двое уткнулись в учебники алгебры, готовясь к контрольной на следующем уроке, а один крепко спит, положив голову на стол. Не знай Тик, что спрашивать бесполезно, она подняла бы руку и попросила миссис Роудриг объяснить, в чем именно им следует подражать Зеленому столу. Даже Кэндис, старательно вырезая украденным ножом имя бойфренда-арестанта, увековечивая свою привязанность к малолетнему преступнику и нанося урон школьной собственности, ближе к достижению целей, заданных курсом рисования.
– И все-таки почему ты порвала с Заком Минти? – спрашивает Кэндис, когда внимание миссис Роудриг снова целиком поглощено творческими поисками ее любимчиков за Красным столом.
– Не только я, он тоже со мной порвал, – отвечает Тик скорее уклончиво, чем правдиво. Когда она объявила Заку, что больше не хочет с ним встречаться, он сказал “ну и ладно”, он тоже не хочет с ней больше встречаться. Типа, кем она себя возомнила? Спустя день он позвонил ей сообщить, что нашел себе новую подружку, а точнее, девочку, по всем признакам ненавидевшую Тик, хотя она с ней еще ни разу словом не перемолвилась.
– По-моему, тебе нужно к нему вернуться, – говорит Кэндис с таким видом, словно она ничегошеньки не знает об этих отношениях. – Наверняка он все еще тебя любит.
Тик сглатывает, пытается сосредоточиться на змее и вдруг видит, что с рисунком что-то не так, но пока не понимает, что именно. Да, змея уже менее походит на угря, что хорошо, но с пропорциями явная беда: нижняя часть змеиного тела словно нарисована в одном масштабе, а верхняя, включая голову, – в другом. Не удастся ли оправдать это законами перспективы? Огрехи в живописи, размышляет Тик, часто принимают за художественный прием.
– Сомневаюсь. – И на сей раз Тик говорит чистую, неприукрашенную правду.
И еще кое-что не дает ей покоя: до отъезда на Винъярд она не знала, как ей быть с Заком. Одно дело летом и совсем другое и куда более тяжкое – остаться без друзей на весь учебный год, потому что на одиночку в школе пялятся все кому не лень. Зак – невелика потеря. Во всяком случае, теперь ей не надо было каждый день угадывать, в каком он настроении, будет ли он с ней мил или груб, с его-то поведением, непредсказуемым, как порывы ветра. Словом, в том, чтобы остаться без парня, она не видела ничего страшного, хотя и сомневалась, что найдет ему замену в обозримом будущем. Ее расстраивало другое: потеряв Зака, она потеряла и его друзей, все его окружение. Когда они были вместе, его друзья были ее друзьями, но стоило им расстаться, как Тик открылась истина: они – его друзья, все до единого. Не то чтобы она им не нравилась. Кое-кому, догадывалась Тик, она нравилась даже больше, чем Зак, другие были бы рады занять нейтральную позицию, но школьными правилами таковая не предусматривалась. А враждовать с Заком не хотел никто. Сразу же после их разрыва Тик начали названивать его друзья, уговаривая вернуться к Заку и намекая, что иначе в их компанию ее больше не пустят. Некоторые мальчики казались чуть ли не напуганными ее бесшабашностью – сами они никогда бы не осмелились уйти от Зака. Одна из девочек договорилась до того, что Зак вроде бы и сам не прочь порвать с новой подружкой, если Тик вернется, – возможно, наверное, хотя кто его знает.
До Винъярда Тик всерьез подумывала вернуться к Заку, но теперь она ясно понимает, что не может это сделать. Встретив мальчика, которому она реально нравилась, она предпочтет остаться без друзей – по крайней мере, на какое-то время. Печалит ее только цена, заплаченная за приобретенный опыт. Неужели впервые ощутив, что ты по-настоящему нравишься кому-то, кто не приходится тебе ни отцом ни матерью, вкусив этой нежности и новизны, ты тут же становишься изгоем, лишенным всякого дружеского общения?
– По-моему, к Хитер у него нет никаких чувств, – гнет свое Кэндис. – Посмотрела бы ты, как он с ней обращается.
– Я знаю, как он с ней обращается, – отвечает Тик, разглядывая критически свою змею. Язык, вот что ей нужно, решает она. – Со мной он так же обращался.
– Он изменился. – Кэндис поворачивается на стуле лицом к Тик. Закончив вырезать, она собирает вещи в предвкушении звонка с урока. Ее внезапный интерес к личной жизни Тик подтверждает худшие опасения последней: Кэндис набивается к ней в подруги не просто так, ее подослал Зак прощупать почву – не склонна ли Тик помириться с ним. С начала учебного года Тик, к ее великому облегчению, почти не видела Зака, потому что каждый день после уроков он отправлялся на футбольную тренировку. Если бы не футбол, он бы мучил ее непрестанно. Вдобавок Зак запорол столько предметов в прошлом году, что теперь его не допустили на занятия по углубленной программе. Иначе на химии и американской литературе он сидел бы прямо за Тик и она бы весь день чувствовала на себе его мрачный, обиженный, злобный взгляд.
