Я тут же забыла о бедном Найджеле. И понеслась обратно в туннель, совершенно не думая о том, что ждет меня в пещере.
Тьма обступила меня, словно запутанная сеть. За первым поворотом мне пришлось остановиться и идти дальше медленно и на ощупь, касаясь дрожащими и скользящими пальцами холодной стены.
Вот и плита. Протискиваясь сквозь узкую щель, я пыталась разглядеть, что творится в пещере. Но ничего не было видно; тьма перед моими широко раскрытыми глазами пузырилась миллионами ярких полос и разноцветных искр. Без фонарика, да еще ослепнув после стремительного нырка из света, невозможно было бы пройти через пещеру. Я закрыла глаза, ожидая, когда расступится роящаяся тьма. Мои растопыренные пальцы ощущали холод и влагу плиты.
И тут я его услышала.
Поначалу я решила, что к стене меня пригвоздил стук моего собственного сердца, но это были тихие шаги веревочных туфель по пыли.
Я замерла на месте, припав к стене и раскрыв глаза.
Теперь я видела. По пещере двигался свет, мощный свет. Это не Саймон: у фонарика Саймона, как и у моего, садилась батарейка, к тому же и шаги были не Саймона. Но по крайней мере, если это Димитриос, то и Саймон здесь. Во всяком случае, грек шагал по пещере так неспешно и уверенно, что было очевидно: он и не подозревает о присутствии Саймона.
Тут я услышала тихий звук снаружи пещеры. Я со страхом бросила взгляд на грека. Он шел за лучом света, и разглядеть его было невозможно, но перемещающийся луч ни разу не дрогнул. Он не слышал. Снова раздался шум, и теперь я поняла, что это — звяканье металла и тихое бренчание. Димитриос привел мула.
Грек исчез из моего поля зрения. Подождав, я услышала знакомый скрежет ящика по каменному полу, шум рассыпающихся камней, ворчание и пыхтение. Я подвинулась чуть вперед к краю плиты и выглянула на сантиметр наружу.
Он положил фонарь на выступ над собой, направив луч света на кучу, над которой склонилось его большое мощное тело. Он стоял ко мне спиной. Жакет его лежал рядом, и мне было видно, как под голубой рубашкой выдаются и играют мускулы, когда он вытягивает наполовину засыпанный ящик. Затем он взял его и выпрямился. Я даже не подозревала, какой огромной силой он обладает. Грек медленно понес ящик к выходу и исчез из моего поля зрения. Потом я услышала, как он с шумом поставил его. Все той же неторопливой походкой он вышел из туннеля и вошел в луч света.
Второй раз за эти несколько минут я почувствовала, как стучит мое сердце.
Это был не Димитриос. Этого человека я видела впервые в жизни.
И в ту же секунду меня охватили ужас и смятение, так как я поняла, что ошибаюсь. Я его видела, и не раз. Глядя на его лицо, на освещенную причудливым светом тяжелую голову, на густые, тугие, как у быка, темные кудри, вьющиеся по смуглым скулам до самых улыбающихся полных губ, я узнала его. Это была голова Формиса с рисунка Найджела — лицо, напоминавшее древнюю статую, с широкими мясистыми скулами и крепко сжатыми губами, кончики которых приподнимались в улыбке. Более того, именно это лицо я видела — но не запомнила — склонившимся над мотором джипа у дома Димитриоса. Значит, именно это лицо, а не Аполлона (которого она определенно не видела) узнала Даниэль среди рисунков Найджела…
Но прежде чем мысли повели меня дальше, два воспоминания, словно искры от сухого трута страха, вспыхнули у меня в голове. Найджел, говорящий Даниэль: «Я встретил его сегодня на Парнасе», и голос Саймона в полумраке, переводящий что-то для меня. Стефанос сказал ему: «Он убивал и улыбался при этом. Вечно улыбался».
Ангелос. Ангелос собственной персоной. А Димитриос бог знает где. И Саймон вместе с ним.
Ангелос повернулся к куче мусора. По его толстой, блестящей от пота коже скользнул луч. Все та же улыбка. Наверняка он улыбался, когда вместе с Димитриосом убивал Найджела. И наверняка он будет улыбаться, когда Саймон, избавившись от Димитриоса, придет в пещеру в поисках меня…
Мощное тело выпрямилось, Ангелос стал прислушиваться. Вот он повернул голову. Снаружи раздался шум, но не металла, — кто-то шел к пещере.
Я с поразительным спокойствием подумала, что если закричу, то предупрежу тем самым не только Саймона, но и Ангелоса. Он ведь ждет Димитриоса и понятия не имеет, что мы с Саймоном тоже здесь. Он даже фонарик не выключает. Но с другой стороны, Саймон, если он уже успел расправиться с Димитриосом, тоже забудет об осторожности…
Шаги приближались; вот они уже в туннеле. Ангелос сунул руку в карман. Я затаила дыхание.
Спотыкаясь и тяжело дыша, в пещеру вбежала Даниэль.
Глава 17
Зевса молнией поклянусь
И Фемидою небесною —
Не миновать возмездья!
[30] Софокл. Электра
Мужчина успокоился, но голос его прозвучал сердито:
— Какого черта ты здесь делаешь?
Она застыла у края круга света, отбрасываемого фонариком. Выглядела она гораздо моложе и красивее, чем обычно, одетая в бирюзовую блузку и алую хлопчатобумажную юбку. Раскрасневшись от бега, она прерывисто дышала и поэтому казалась более естественной и менее циничной, чем когда контролировала себя. На Ангелоса она не смотрела. Ее глаза впились в оставшиеся ящики.
— Так вот оно!
Как и Ангелос, она говорила по-французски.
— Ну да. — Он бросил на нее мрачный взгляд. — Разве я не сказал вчера, что нашел? Какого черта ты не делаешь то, о чем тебя просят? Я же велел тебе держаться подальше, пока не позову.
Все это время Даниэль медленно двигалась вперед, не отрывая глаз от ящиков у его ног. Потом подняла глаза, глядя из-под ресниц, и на ее губах вновь появилась вызывающая шаловливая улыбка.
— Мне очень хотелось самой посмотреть. Не злись, меня никто не видел.
— А Димитриоса ты не встретила?
Даниэль отрицательно помотала головой. Нагнувшись над кучей, она ткнула кончиком ноги в разбитый ящик, в котором поблескивало золото. Я видела, как быстро опускалась и поднималась ее грудь, явно от волнения. Ангелос резко спросил:
— Что, даже ни намека?
— Нет.
Выругавшись, он с яростью ударил лопатой о камни.
— И где только его черти носят? Я-то шел верхним путем — там короче, — но если и ты его не видела…
— Я тоже шла верхним путем. — И опять насмешливый взгляд сквозь красивые ресницы. — Как ты думаешь, как я узнала, куда идти? Я шла прямо за тобой.
Он хрюкнул.
— Такая умная? Значит, он ищет меня на другой дороге. Черт бы его подрал: скачет, как уж на сковородке, да и толку от него столько же. Но ты… ты обязана была держаться подальше, пока я тебя не позвал. Говорил же, тебе тут делать нечего.
