Голова поверженного болезненно откинулась. На черных кудрях краснела густая пыль. Жестокое мясистое лицо было того же цвета — на красном песчанике гримасничала античная маска. В пыли внизу был Ангелос, его ухмыляющиеся губы со всхлипом пропускали воздух, он все слабее и слабее пытался столкнуть с себя Саймона.
Я остановилась, пистолет поник у меня в руке, желание действовать пропало, и я, как во сне, уставилась на два тела, которые, словно единое целое, качались и дышали на земле у моих ног.
Плечо Саймона напряглось. Голова грека еще немного откинулась назад. Полуоткрылась ужасная улыбка и застыла. Тело дернулось в последнем отчаянном рывке — Ангелос все еще надеялся спастись. Но Саймон не ослаблял хватки. Как только тела на несколько ярдов переместились ближе к пирамидке — месту гибели Майкла, рука Саймона напряглась и чуть рванула назад; из глотки Ангелоса вырвался свист и тут же оборвался…
Я поняла, что Саймону не нужны ни я, ни пистолет. Тогда я села на камень и закрыла глаза.
Через мгновение наступила тишина.
У пирамидки лицом вниз тихо лежал Ангелос. Саймон медленно встал. Некоторое время он смотрел на Ангелоса. Его усталое осунувшееся лицо было покрыто потом и кровью. Тыльной стороной ладони он вытер с лица кровь. Руки у него тоже были в крови.
Затем он повернулся и в первый раз взглянул на меня. По-видимому, он хотел что-то сказать — изо рта высунулся язык и облизал запекшиеся пыльные губы.
Я быстро ответила:
— Все в порядке, Саймон. Он… он ничего со мной не сделал. — Ко мне наконец вернулся голос, хотя и хриплый и не очень твердый. Правда, говорить было нечего. Я прошептала: — На муле есть веревка… Он стоит внизу у пещеры.
— Веревка? — Саймону тоже отказывал голос. Медленным шагом он двинулся ко мне. — Зачем?
— Для него, конечно. Если он очнется…
— Моя дорогая Камилла… — начал Саймон и, увидев выражение моего лица, заговорил с гневом: — А что, по-твоему, мне надо было делать?
— Не знаю. Разумеется, ты должен был его убить. Просто… ты так и сделал.
Он скривил рот. На улыбку это не походило, но в ту минуту он вообще казался мне чужим. Передо мной, освещенный ослепительным солнцем, стоял незнакомец, и голос звучал незнакомый, и лицо изменилось до неузнаваемости. Он стоял, молча разглядывая свои руки. До сих пор я помню кровь на них.
Голова перестала кружиться, и мир наконец стал устойчивым. Охваченная стыдом, я с отчаянием выпалила:
— Саймон, прости меня. Я… я просто еще ничего не соображаю. Ну конечно же, ты должен был сделать это. Просто… все произошло так близко. Но ты был совершенно прав. Наступает момент, и приходится… принимать… такое. Будь я проклята.
Он улыбнулся, и сквозь усталость проступила знакомая ирония.
— Ну не совсем. Ты по-своему права. Но… что ты собиралась делать с ним?
— С чем?
Проследив за его взглядом, я тупо уставилась на пистолет в своих руках.
Саймон осторожно забрал его у меня, стараясь не коснуться меня окровавленными пальцами. У него они тоже слегка дрожали. Потом он осторожно положил пистолет на землю.
— Полагаю, так будет безопаснее.
Молчание. Он все стоял и странно смотрел на меня.
— Камилла…
Я взглянула ему в глаза.
— Если бы ты не отделалась от этой штуки, — сказал он, — я был бы мертв.
— Я тоже. Но ты пришел.
— Ну конечно, моя дорогая. Но если бы он добрался до пистолета…
Наступила крошечная пауза, такая еле заметная, что казалось: то, что он собирается сказать, не имеет никакого значения.
— Ты бы выстрелила в него, Камилла?
Внезапно меня всю заколотило, и я яростно закричала:
— Да! Да, выстрелила бы! Именно это я и собиралась сделать, когда ты… сам убил его…
И беспомощно заплакала. Потом, слепо потянувшись к нему, я сжала в своих ладонях его руки, залитые кровью.
Саймон сидел рядом на камне, обнимая меня за плечи. Не помню, что он говорил; кажется, некоторое время он тихо ругался, и это было так не похоже на него, что я с трудом сдерживала себя, чтобы не расхохотаться сквозь слезы.
Я сумела выдавить:
— Прости. Со мной все в порядке. Это не истерика. Просто… реакция или что-то вроде этого.
Он ответил с яростью, которая сильно потрясла меня, потому что я впервые видела его таким:
— Никогда не прощу себе, что втянул тебя во все это, клянусь богом! Если б я только знал…
— Ты меня не втягивал. Сама напросилась, вот и получила, верно? Ты не виноват, что все так вышло. Мужчина поступает так, как должен, и раз ты считал, что обязан так поступить из-за Майкла, значит так тому и быть. Вот и все.
— Из-за Майкла?
— Да. Ты сказал, что трагедия осталась позади, но, когда ты узнал, что Ангелос жив, ты, конечно…
— Девочка моя дорогая, — прервал меня Саймон, — ты что, и впрямь считаешь, что я убил его из-за Майкла?
Я непонимающе посмотрела на него:
— А разве нет? Но ты же сказал Ангелосу…
— Я сказал так потому, что иначе бы он не понял. В конце концов, это и поныне страна Ореста. — Он смотрел вниз, на разрыхленную пыль у своих ног. — Да, я признаю, что отчасти из-за Майкла… тем более что я оказался здесь да еще лицом к лицу с его убийцей. Когда я узнал, что он жив, я ощутил огромное желание убить его — еще до того, как Димитриос досказал мне остальное.
— Димитриос? Ясно. Он тебе сказал?
— Его удалось уговорить, причем довольно быстро. Откуда-то выскочил Нико и помог мне. — Пауза. — Димитриос рассказал мне, что они сделали с Найджелом.
— Значит, ты знаешь… — Я с некоторым облегчением вздохнула. Мне вспомнилось выражение глаз Саймона и та спокойная целенаправленность, с которой он убивал Ангелоса. Я слегка вздрогнула. — Понятно.
— Ну и потом, — продолжал он, — ты.
Я промолчала. Глаза мои были устремлены на два… нет, на три пятна, медленно круживших в ярком небе над впадиной. Саймон сидел не двигаясь, глядя на разметанную пыль. Внезапно он стал выглядеть ужасно усталым. Если бы не доказательство, распростертое на камнях, можно было подумать, будто проиграл он, а не Ангелос. «Смерть каждого человека умаляет и меня». Я вспомнила о Найджеле, лежащем в нелепой позе за грязной кучей, и поняла.
И тут тишине пришел конец. Где-то наверху что-то зашумело, посыпались камни, послышался прерывистый зов. Саймон не двигался. Я попросила:
— Расскажи мне об Ангелосе. Как он впутался во все это? Почему так долго ждал, чтобы вернуться?
— Он приезжал. Мы не ошиблись в своих предположениях: голоса и огни, расспросы Димитриоса; мы ошибались лишь в том, кто искал золото. Это был не Димитриос. Он понятия не имел о кладе. Когда в конце сорок четвертого Ангелос бежал из Греции в Югославию, он думал, что скоро вернется, но там он совершил преступление — политическое убийство — и был приговорен к пожизненному заключению. Два года назад он бежал и сразу приехал сюда искать своего кузена. Так как ему был нужен помощник и место, где можно спрятать сокровище, он все ему рассказал. Как мы и предполагали, они стали искать тайник, но не нашли. Димитриос пытался вызнать все у Стефаноса, и, наверное, за весну и лето они пролопатили всю разрушенную землетрясением территорию, а потом Ангелос уехал на время в Испанию. Думаю, он собирался вернуться весной, но тут Стефанос получил от меня письмо, и по Дельфам пошли слухи, что я приезжаю. Тогда он решил дождаться моего приезда, чтобы мы сами показали ему нужное место. Вот и все.
