Рассеянно помахав нам, он вышел в дождь.
— Ну вот, — обратилась я к Роберте, — оба оракула высказали свое мнение, так что, надеюсь, вам удастся совершить восхождение.
— А вы тоже пойдете гулять?
— Дорогая, я еще даже не завтракала! И если не потороплюсь, то мне ничего не достанется!
Но в холле на полпути к столовой меня остановил голос майора Персимона, призывающий меня из-за решетки кабинета. Я подошла. Высокий кряжистый крестьянин еще не ушел, он осторожно перебирал объедки на подносе.
Билл Персимон перегнулся через стойку:
— Я так понял, мисс Брук, что вам нужна удочка, чтобы порыбачить?
— Да, но не сейчас. Я хочу подождать денек-другой, осмотреться.
— Как хотите, конечно, только… — Он бросил взгляд на другого человека. — Если вы и впрямь захотите, чтобы вам показали, как рыбачить, вам лучше договориться с Дугалом Макри заранее. Я уверен, что он с радостью поможет вам.
Большой человек посмотрел на меня. У него было квадратное загорелое лицо, изборожденное глубокими морщинами, и маленькие голубые глазки, которые в обычных условиях, наверное, всегда излучали веселье. Но сейчас они ничего не выражали.
Он произнес мелодичным голосом островитянина, удивительным для такого крупного человека:
— Я буду рад показать леди, как ловить рыбу.
— Вы очень добры, — ответила я. — Может быть… скажем, в среду?
— Среда — свободный день, — кивнул Дугал Макри своей большой головой. — Да, совсем свободный.
— Большое спасибо, — поблагодарила я.
— Как мне записать, куда вы пойдете? — спросил майор Персимон.
Дугал Макри сказал:
— На Камасунари, верхней тропой. Если мы ничего там не поймаем, то день будет совсем плохой.
Он выпрямился и взял со стойки хорошо вычищенную шляпу-котелок внушительного размера.
— Мне пора, а то опоздаю в церковь. До свидания, миссис. До свидания, мистер Персимон.
И он вышел в серое утро. Я смотрела ему вслед. Обычный разговор, но я впервые познакомилась с прекрасной до простоты вежливостью горца; естественным, но почти по-королевски церемонным поведением фермера, прожившего всю свою жизнь на островах. Этот спокойный человек произвел на меня огромное впечатление. Дугал Макри. Отец Хизер Макри…
Кивнув майору Персимону, я отправилась к своему позднему завтраку.
Я страшилась (что довольно глупо, по-моему) встречи с Маршей, поэтому была рада, что ее нет в столовой. Не успела я допить первую чашку кофе, как мимо окна проплыла огромная машина кремового цвета и плавно подъехала к двери веранды. Марша, восхитительная и очень городская в ярко-синем одеянии, поспешно вышла из отеля в сопровождении красивого юнца, заботливо кутавшего ее в плед. Окруженный аурой богатства и беспечности, автомобиль отъехал от гостиницы.
Я продолжала пить кофе, мечтая о газете, потому что таким образом я могла бы сделать вид, что не замечаю Николаса, который был, если не считать Хьюберта Хэя, единственным, кто сидел в столовой.
Но именно Хэй встал и подошел ко мне.
Он шагал странной подпрыгивающей походкой, которая напомнила мне резиновые мячики Марши и самодовольную малиновку. Последняя ассоциация возникла из-за круглых объемов алого свитера, который оживляли веселенькие зеленые твидовые штаны. Лицо у него тоже было круглым, с маленьким самонадеянным ртом и бледно-голубыми глазами, от которых расходилось лучами множество морщинок. На маленькой руке красовалось огромное золотое кольцо с черным камнем.
Он улыбнулся мне, блеснув полным золота ртом.
— Мисс… э… Брук? Меня зовут Хэй.
— Здравствуйте, — вежливо пробормотала я.
— Надеюсь, вы не против того, что я подошел к вам, мисс Брук, но дело в том… — он запнулся и застенчиво посмотрел на меня, — дело в том, я хочу попросить вас об одолжении.
— Ну конечно, — ответила я, гадая, что последует дальше.
— Понимаете, — продолжал он с тем же застенчивым выражением лица, которое так комично сочеталось с его круглым обликом, — понимаете, я свободный человек.
— Что-что? — удивилась я.
— Свободный человек.
— Да, я так и услышала. Но…
— Это мой nom de plume
[7], — пояснил он. — Я писатель. — Алый свитер ощутимо раздулся. — Свободный человек.
— А, понимаю! Писатель… но вы, оказывается, очень умный человек, мистер Хэй. Э… вы пишете романы?
— Книги о путешествиях, мисс Брук, книги о путешествиях. Вы узнаете от меня о красотах мира, сидя у камелька, — так пишут на обложках. «Вам, сидящим в кресле, я рассказываю о достопримечательностях Англии». И, — добавил весело он, — Шотландии. Вот почему я здесь.
— Понятно. Собираете материал?
— Предпринимаю прогулки, — откровенно пояснил Хьюберт Хэй. — Я хожу на прогулки и рассказываю о них, прилагая карты. Потом я обозначаю их буквами А, В или С, в зависимости от сложности, и помечаю их одной, двумя или тремя звездами, в зависимости от красоты.
— Очень… очень оригинально, — запинаясь, прокомментировала я, сознавая, что Николас все слышит. — Очевидно, это занимает много времени.
— Это очень легко, — честно признался Хьюберт Хэй. — Конечно, если вы умеете писать так, как я. У меня есть сноровка. И платят хорошо.
— Я поищу ваши книги, — пообещала я, и он склонился надо мной.
— Я пришлю вам одну, обязательно. Последняя называется «Прогулки по Сомерсету». Вам понравится. Вообще-то, это не совсем книги, это брошюры. Лучшая, по-моему, «Как я бродил по Уэльсу». Ее я вам тоже пришлю.
— Очень вам признательна.
Я заметила, что он держит старые номера «Тэтлера» и «Сельской жизни». Положив журналы на стол, он постучал по ним пальцем и сообщил:
— Я видел здесь ваши фотографии. Ведь это вы?
— Да.
Он нашел фотографию в «Сельской жизни». Это и в самом деле была я, в твидовом костюме, с парой очаровательных ирландских сеттеров — гвоздем фотографии Дэвида Гальена. Хьюберт Хэй снова смутился.
— Я делаю фотографии для своих книг, — нерешительно сообщил он.
Чувствуя себя беспомощной, я ожидала продолжения. Краем глаза я увидела, что Николас встал и неторопливо ищет в карманах сигареты. Хьюберт Хэй поспешно проговорил:
— Когда эти ребята, геологи, фотографируют скалу, они кладут рядом молоток для сравнения масштабов. И я подумал, что было бы здорово, фотографируя горы Куллин, поставить рядом леди, чтобы было видно, какие эти горы большие и высокие.
Николас улыбался. Я скорее почувствовала это, чем увидела. Хьюберт Хэй взглянул на меня поверх рекламы Дэвида Гальена с чудесной композицией и задумчиво добавил:
