— Вряд ли там красивее, чем здесь.
Я говорила правду. Селение, состоящее всего лишь из двух-трех рядов розовых, цвета охры и ослепительно-белых домиков с плоскими крышами, расположилось вдоль крутого склона горы. У самого въезда в поселок дорога расходилась в форме буквы Y, разделяясь на две главные улицы, а в месте их соединения как раз и находился «Аполлон», лицом к долине и мерцающему вдали Коринфскому заливу.
Перед гостиницей, на обочине дороги, которую использовали как террасу, высились два больших платана, в их густой тени стояли несколько деревянных столов и стульев. Саймон Лестер припарковал у них машину и ждал за столиком. Покончив с регистрацией, я вышла поговорить с ним.
— Все в порядке. Переночую сегодня здесь, дальше пока не загадываю. — Я протянула ему руку. — Огромное вам спасибо, мистер Лестер. Не представляю, где бы я сейчас была, если бы не вы. Возможно, где-нибудь на дне долины, и орлы Зевса клевали бы мои косточки!
— Рад был помочь. — Он смотрел на меня снизу вверх словно бы оценивающе. — А теперь что вы собираетесь делать? Отдохнуть и выпить для начала чаю, или это, — жест в сторону машины, — слишком вас беспокоит?
Я сказала неуверенно:
— Да, пожалуй. Очевидно, следует сразу же этим и заняться.
— Послушайте, — произнес Саймон, — надеюсь, вы не обидитесь на мои слова, но, судя по вашему виду, вам бы лучше отдохнуть. Предоставьте это, пожалуйста, мне, ну хотя бы сейчас. Почему бы вам не пойти в номер, прилечь, заказать чай, — между прочим, у них здесь отличный чай, — а я пока займусь расспросами?
— Но как же так? Вы вовсе не должны… я хочу сказать, это же нелепо, что вы станете заниматься моими проблемами, — проговорила я немного смущенно, однако от всей души желая, чтобы он и впрямь взял это на себя. И добавила не очень уверенно: — Я не могу вам позволить…
— Но почему? Это было бы жестоко — дать мне от ворот поворот и сказать, чтобы я не лез не в свое дело.
— Ничего подобного я не имела в виду. И вы это знаете. Просто это…
— Это ваше дело и вы хотите сами с ним разобраться? Согласен. Но должен признаться, я и сам уже сгораю от любопытства, и потом, дело это отчасти и мое — с той самой поры, как мой двойник впутал сюда и меня. Я был бы вам очень признателен, если бы вы все же позволили мне помочь. Кроме того, — добавил он, — если честно, ведь вам хочется отдохнуть и выпить чаю, пока я займусь расследованием со своим хоть и беглым, но довольно своеобразным греческим?
— Я… — запнулась я, но тут же решительно договорила: — Я просто мечтаю об этом.
— Значит, так тому и быть. — Он посмотрел на часы. — Сейчас почти двадцать минут пятого. Договоримся… через час? Вернусь с докладом в половине шестого. Идет?
— Идет. Но вдруг вы его найдете, а он рассердится… — растерянно сказала я, глядя на Саймона.
— Ну и что?
— Не хочу, чтобы вы отвечали за случившееся. Это нечестно, я заварила кашу, мне и расхлебывать.
— Вы и не представляете, — таинственно сказал он, — насколько ответственным я уже чувствую себя. Ну что ж, до встречи.
Махнув рукой, он направился вниз по улице.
Большое окно и балкон моего номера выходили на долину. Ставни были закрыты от солнца, но даже так комната была полна ослепительного света, проникавшего в отверстие в ставнях, отчего она казалась круглой. Как только дверь за горничной, показавшей мне номер, закрылась, я подошла к окну и распахнула ставни. Меня словно опалило зноем.
Солнце уже катилось на запад, и долина и равнина за ней точно отяжелели от усыпляющей жары. Течение олив застыло, и исчезло даже призрачное ощущение прохлады, создаваемое их струящимися серыми листьями. Вдали уголок сверкающей воды очерчивал край равнины, его сияние резало глаз, будто раскаленный луч от увеличительного стекла.
Я закрыла глаза и захлопнула ставни. Затем скинула одежду и долго наслаждалась прохладной водой. Я сидела на кровати и расчесывала волосы, когда горничная принесла чай. Я пила чашку за чашкой — Саймон Лестер оказался совершенно прав, чай был отменный, — откинувшись на подушки и положив ноги на спинку кровати. Я не думала о Саймоне — ни об одном из них, — не думала о машине, я не думала ни о чем, только о маленькой прохладной белой комнате.
Вскоре я поставила поднос на столик у кровати, устроилась поудобнее, чтобы отдохнуть, и сама не заметила, как уснула…
Проснулась я от свежести и шума дождя, что было просто немыслимо. Свет по-прежнему пробивался сквозь ставни, и когда я отворила их, то увидела, что солнце, хоть и опустилось ниже, все еще сверкает в полную силу. Мое окно было наполовину в тени: две ветви платана протянулись между мной и садящимся светилом. То, что я приняла за шум дождя, был шелест листьев: они шуршали и перешептывались на легком ветерке, принесшем вечернюю прохладу.
Я взглянула вниз, на террасу под балконом. Он был там. Сидел под платаном и курил. Его стул стоял у самой ограды, одна рука покоилась на изгороди. Он сидел, расслабившись, ничего вокруг не замечая, и пребывал в абсолютном покое. Машина стояла на своем месте. Если он и не нашел другого Саймона, а очевидно, так оно и было, то отнюдь не казался особо этим огорченным.
Задумчиво глядя на него, я подумала, что, пожалуй, Саймона Лестера не так-то легко огорчить. Это спокойствие, нарочитая небрежность, веселый нрав… он явно в ладу с жизнью… и при всем при этом есть в нем что-то чрезвычайно труднообъяснимое. Сказать, что он знает, чего хочет, и берет это, — значит создать ложное представление; вернее будет сказать, что, приняв решение, он выполняет его и тут же отбрасывает, причем с такой легкостью, которая свидетельствует о его почти пугающей уверенности в себе.
Вряд ли я распознала все это в первый же день; может, просто отметила наличие качеств, у меня явно отсутствующих, но точно помню, что в первое же мгновение ясно ощутила его самоуверенность, причем намного ярче и сильнее, чем за долгие годы великосветского бахвальства Филипа; правда, эта самоуверенность была совсем иного сорта. В чем именно заключается разница, я тогда не знала. Знала я только, что чувствую некую смутную благодарность Саймону за то, что он дал мне возможность не выставлять себя посмешищем, и более явственную за то, что так спокойно взялся помочь мне в этом деле с «другим Саймоном»…
Интересно, думала я, вновь закрывая ставни, а он вообще удосужился поискать его?
И решила, что нет.
Как оказалось, я была к нему несправедлива.
Когда я спустилась вниз, он сидел, засунув руки в карманы, поглощенный созерцанием машины на пару с греком в ярко-голубой рубашке со значком гида на груди.
Саймон взглянул на меня и улыбнулся:
— Как отдохнули?
— Замечательно, спасибо. А чай и правда был хорош.
— Рад слышать. Надеюсь, теперь у вас достанет сил снести удар судьбы? — Он кивнул на машину.
