— Потому что, — ответила я, — терпеть не могу, когда меня допрашивают.
Проглотила.
— О? — И взглянула на меня огромными усталыми глазами. — Почему? У вас с Саймоном что-то есть?
Столь невинный вопрос в устах Даниэль означал лишь одно. И я взорвалась:
— О господи! — Потом захохотала и ответила: — Нет, Даниэль. Между нами ничего нет. Мы доехали до Араховы, оставили машину и пошли вверх по направлению к Дельфам. Устроили пикник в красивом месте, откуда был виден Парнас. Потом я отправилась домой, а Саймон за машиной. Если посидишь здесь еще, увидишь, как он проедет внизу. А ежели тебе неизвестно, как выглядит нанятая тобой машина, я сообщаю: большая и черная. Марку не знаю. Я мало разбираюсь в машинах. Достаточно? Благодарю за сигарету, но мне пора.
Потушив на две трети выкуренную сигарету, я встала.
Она вильнула телом в пыли, как змея, и улыбнулась. Упавшая с ее губы сигарета тлела на земле. Она не стала пытаться ее реанимировать, только улыбалась, показывая белые зубы и язык, бледно-розовый, как и губы и ногти.
— А ты на меня злишься, — заключила она.
Неожиданно я почувствовала себя очень старой в свои двадцать пять.
— Деточка, дорогая, — сказала я, — да с чего ты это взяла?
— Понимаешь, — ответствовала Даниэль из пыли, — просто я ревную Саймона.
Мне безумно хотелось удрать, но подобный гамбит вряд ли ассоциировался бы с великолепным уходом со сцены. И, стряхнув одним махом все годы с плеч, я слабым детским голосом произнесла:
— Да?
— Мужчины, — проговорил голос песчаной змеи, — все в большинстве одинаковые. Но в Саймоне что-то есть. Даже ты это ощущаешь, не так ли? Обычно любовники наскучивают мне, но Саймона я хочу. Очень хочу.
— Правда?
— Да. Правда. — Ровный голосок звучал бесстрастно. — Хочешь, объясню тебе, что есть в Саймоне? Это…
Я резко запротестовала:
— Ни к чему, Даниэль!
Стрельнула в меня взглядом.
— Ты сама в него влюбилась, правда?
— Что за чушь! — Голос мой, к моему ужасу, звучал слишком громко. — Я едва знакома с ним! И к тому же я не…
— Какое это имеет значение? Мне достаточно двух секунд, чтобы понять, хочу я мужчину или нет.
Я отвернулась.
— Послушай, — сказала я. — Мне надо идти. Думаю, увидимся попозже. До свидания.
— А завтра вы с ним тоже встретитесь?
Вопрос был задан все тем же ленивым невыразительным тоном, но все же не совсем ленивым. Что-то заставило меня повернуться к ней.
Отвернувшись, она розовым ногтем водила по пыли.
— А что он завтра делает?
Определенно не совсем ленивым.
— Откуда мне знать, — ответила я как можно холоднее.
И тут поняла, что мне-то это известно очень хорошо. Он наверняка отправится к впадине на поиски гипотетической пещеры Майкла. Ему наверняка очень не понравится, если Даниэль потащится за ним. А весь этот поразительный диалог явно свидетельствовал о том, что она вполне способна на такое.
Я сказала таким тоном, словно уступала напористому врагу:
— Хорошо, я скажу. Мы встречаемся с ним и на весь день едем в Ливадию. Там лошадиная ярмарка и цыгане, он хочет пофотографировать.
— А… — Прищурив от солнца глаза, она глядела вдаль, в долину. Потом снова сверкнула на меня взглядом. — Что за дурацкое времяпрепровождение? — прокомментировала она.
И хотя я уже к ней привыкла, мне не удалось сдержать пронизавший меня порыв гнева. Я заключила:
— Так он не пришел вчера чинить душ?
Красивые ресницы дрогнули, и глаза сузились от злобы.
— До чего же ты прямодушная, — сказала Даниэль.
— Дурные манеры, — ответила я. — Извини. Но все же мне пора — надо еще успеть принять душ перед ужином. Попозже увидимся. Кстати, вечером я переезжаю в студию.
Глаза ее расширились. К неприязни добавилась озабоченность, но потом эти чувства почему-то сменились чем-то вроде расчета.
— Ну да, так же удобнее, верно? — сказала Даниэль, бог знает что имея при этом в виду.
Внезапно взгляд ее изменился. Он скользнул поверх моего плеча, и на ее лице появилось удивление и что-то еще.
Я быстро обернулась.
Из-за можжевелового куста вышел мужчина. Грек, темноволосый, широкоскулый, с тугими кудрями с проседью и с усиками над тонкогубым, чувственным ртом. Среднего роста и крепкого сложения. Примерно лет сорока. На нем были довольно поношенный серый костюм в полоску и малиновая рубашка с алым галстуком — такие цвета обычно не сочетаются, но у него они были приглушенных оттенков.
Он сказал по-французски:
— Привет, Даниэль.
Это прозвучало с такой интонацией, словно он произнес: «Все в порядке». Удивление исчезло с лица Даниэль, и она расслабилась.
— Привет. Откуда ты узнал, что я здесь?
«Да оттуда, — подумала я, — что вы были вместе за можжевельником, а я вам помешала». Господи, до чего доводит общение с этой девицей. Достаточно всего пяти минут, как даже полфунта цибетина не смогут очистить ваше воображение.
Даниэль произнесла лениво — слишком лениво — из пыли:
— Это Камилла Хейвен. Утро она прогуляла с Саймоном, а вечером пойдет ночевать в студию. — Затем мне: — А это Димитриос, экскурсовод.
Мужчина поклонился и улыбнулся:
— Enchanté.
— Он не говорит по-английски, — объяснила Даниэль. — Ты знаешь французский?
— Да, — ответила я и пробормотала что-то вежливое.
Димитриос поинтересовался:
— Мадемуазель ходила сегодня смотреть святилище?
— Нет. Я была там рано утром.
— А… Теперь поднялись на вершину Сияющих полюбоваться остатками солнца?
— Но ведь стемнеет еще не скоро?
— Возможно, и скоро, — возразил Димитриос.
Повернув голову, Даниэль взглянула на него. Голова ее находилась на уровне моих бедер, поэтому я не разглядела выражения ее глаз под завесой ресниц. Что-то пробежало у меня по спине, будто насекомое с холодными ногами, — от этого мужчины, как, впрочем, и от девицы, мурашки ползали по телу.
Я снова взяла себя в руки.
— Мне надо идти. Если я хочу принять душ перед ужином и договориться…
— Эти скалы, — сообщил Димитриос, — зовутся Федриадами, Сияющими. Я всегда рассказываю туристам историю Сияющих. Внизу между ними бьет Кастальский ключ — лучшая в Греции вода. Вы уже пробовали воду из ключа, мадемуазель?
— Нет еще, я…
