– Да знаю я!
– Куда, по-твоему, тогда эта вода девается? Она должна как-то выйти!
– Но это же вода! Она не пачкается!
– Это только так говорят – вода. На самом деле там могут быть…
– Фу! – Я снова выдернула руки и зажала уши. – Не хочу! Не хочу знать, что там может быть.
Маму моё поведение только смешило. Она подождала, пока я утихомирюсь, и заявила с лукавой улыбкой:
– Машутка! А ведь тебе тоже придётся с этим столкнуться!
– Нет! – завопила я. – Я никогда не буду рожать! Я выйду замуж за мужчину с пятью детьми и буду их учить испанскому!
– А чего с пятью? Давай с десятью! Нет, с тридцатью! Это удобно, у тебя будет целый класс.
– В любом случае я не собираюсь быть беременной, вынашивать там кого-то не пойми кого, терпеть боль, страдать, а самое главное – делать перерыв в карьере. Я стану переводчиком-синхронистом и буду ездить по разным странам. Или фильмы буду переводить. В любом случае в моей жизни не будет всей этой гадости! Шлёпки какие-то резиновые, которые отмывать надо не пойми от чего… Ф-ф-фу! Нет уж, я слишком умна для того, чтобы рожать детей. А шлёпки пусть отмывают люди менее благородных профессий.
– Маша! – загремел вдруг папа, который неожиданно возник на пороге. – Что ты говоришь матери?! Что ты несёшь? Как ты смеешь так оскорблять её?!
– Коль, – начала мама.
– Подожди, Анна. Я не слышу извинений от этого существа, после рождения которого точно так же отмывали шлёпки.
– Извини, – выдохнула я, давясь от горечи, которая заполнила рот.
– Выйди из нашей комнаты, – велел отец.
Я поплелась в прихожую, и он захлопнул за мной дверь.
Вообще-то это была моя комната. Вообще-то это была моя мама. Вообще-то она прекрасно понимала, что я валяю дурака и шучу про «менее благородные профессии», а иначе сама оборвала бы меня. Вообще-то раньше папа присоединился бы к веселью.
Есть такая сказка у дамы, которая написала «Путешествие Нильса с дикими гусями». Никак не могу научиться произносить её фамилию. То ли Лагерфёльд, то ли как-то ещё. Так вот, сказка называется «Подменыш». Про то, как у одной крестьянки троллиха украла ребёнка, а вместо него подсунула страшного злого троллёнка.
Кто же утащил моего доброго, весёлого, понимающего папу?
Внутри у меня всё булькало от подступающих слёз. Уйти от них, хотя бы на сегодняшний вечер! Но куда?! У бабушки – Катя с Гусей. Будут приставать с расспросами. Поскорей бы стать взрослой, выучиться на переводчика и уехать в командировку вокруг света на пару-тройку лет!
Кому: Любомиру Радлову
Тема: Разбитое сердце
Ого! Вот так тема для переписки. У Карлоса Сантаны есть такая песня. «А-а-а-а! Сердце в шипах!» А если серьёзно, ты прямо как в воду смотришь. По моему сердцу каждый день кто-нибудь да стучит молоточком. У кого-то побольше молоток, у кого-то поменьше. Но осколки – каждый день. Больнее всего получать молоточком по сердцу от того, кого любишь. Однако получать от того, с кем дружишь, не меньшая боль. Как я себя чувствую? Уныло! Я скорблю. Хожу как в воду опущенная. Печалюсь. Злюсь.
«Зачем, зачем… на белом свете… есть безответная любовь!» Это уже русская песня. Старая. Пройди по ссылке, послушай.
Твоя Меланхоличная Маша
Кому: Марии Молочниковой
Тема: Потрясающе
Мария, привет!
Каждое твоё письмо – открытие для меня! Я часто вспоминаю, как мы ели мороженое на пляже. А помнишь, как та барменша задала нам трёпку? Я правильно употребил выражение? Она задала нам трёпку? Я чувствовал себя так неловко… Как в тот раз, когда Богдан привёл к нам в гости девчонку, а я ел хлопья на кухне. Они заходят, приветствуют, знакомятся со мной. И вдруг я чихнул! С полным ртом. Девочка вся была в хлопьях. Я думал, что умру со стыда. С тобой такое бывало?
Рад встрече с тобой,
Любомир
Глава 11
Чья это вина?
Когда тебе хочется убежать из дома, а некуда, то забиваешься в свой угол и ночуешь без ужина. Лучше всего нацепить наушники и спать под звуки испанской гитары, отключившись от реальности. Иногда это единственный способ пережить неприятное время.
Правда, утром накатывает зверский голод. Приходишь на кухню и обнаруживаешь там беспорядок «восьмидесятого левела», как говорит Катя. Пахнет горелым. Стол завален грязной посудой, какими-то пакетами, на плите следы сбежавшей каши, даже табуретка опрокинута. В раковине стоит противень, с которого стекает жир. Точнее, не стекает, а застыл мутными каплями.
Прелестно. Значит, папа ушёл на ночное дежурство, не помыв за собой посуду, а мама слишком устала перебирать вещи. И очистительные работы оставили кому? Правильно, любимой дочери.
Послышался шум из прихожей. Не буду я пока ничего убирать. Пусть мама сама полюбуется на картину, оставленную её драгоценным мужем.
Но в кухню вошёл папа. Лицо у него было бледное, и он как-то странно сопел. Папа мельком глянул на меня и сел за стол. Сцепил руки перед собой и сдавленно сказал:
– Ночью маме стало плохо. Её забрали в больницу.
– В больницу?! – подскочила я. – Куда? Можно ей позвонить?
Папа выставил вперёд ладонь, как бы успокаивая меня.
– Сейчас маме лучше. А это…
Он обвел глазами кухню.
– Это я ей пытался еды с собой приготовить. Всё сгорело. Так что я сейчас съездил. Кефира ей отвёз. И яблок. Вот.
Я молчала, не в силах сказать ни слова. Наконец выдавила:
– Почему ты меня не разбудил?
– Ты спала.
– Я помогла бы!
– Тебе в школу сегодня. И на работу.
– Какая школа! – со слезами в голосе воскликнула я. – Кому она нужна?! Если маме плохо…
– Маме лучше, – перебил он меня и добавил: – И ей станет ещё лучше, когда она узнает, что ты не прогуливаешь.
Это оказалось уже слишком.
– Ты должен был меня разбудить! – гневно бросила я. – Признайся, ты просто забыл про меня! Тебе на меня плевать!
– Это тебе на всех плевать! – взорвался папа. – Думаешь только о себе! О маме хоть бы на секунду подумала!
Я разревелась и вылетела с кухни. Он ужасен! Самый ужасный отец в мире! А может, он мне не отец? Вдруг мой настоящий отец погиб в автокатастрофе, а мама срочно вышла замуж за этого эгоиста, чтобы у меня было счастливое детство?
Да нет, похожа я на него очень сильно. Правда, только внешне. Внутри – ничего общего.