Дальше Ромка помнил плохо. Всё загорелось в один миг. Он не успел отпрянуть. Вообще растерялся. Ему показалось, что полыхает вся кухня. И вдруг – ужасная боль в щеке. Он закричал, отскочил, скорчился от боли.
– Как во сне, – вспоминал Ромка. – Как в жутком сне, когда больно-больно-больно, а проснуться не можешь. Я упал на колени, стал искать телефон. А потом моя рука потянулась сама, как будто кто-то её тащил, и выключила газ. Это спасло нас от пожара. Но от уродства не спасло…
Я прерывисто вздохнула.
– И что теперь?
– Теперь я калека.
– Но с этим пятном… нельзя что-то сделать?
– Можно. Стоит дорого.
– Я… могу помочь. Немного. Наверное, – неуверенно сказала я.
– Прекрати. Я не возьму твои деньги. Но теперь ты понимаешь, почему я не буду ходить в школу?
– Нет, – честно ответила я.
Ромка вздохнул.
– Послушай, Арсен откуда упал? С «бэ-эм-икс». У Сани, помнишь, травма была? Сотрясение мозга. На соревнованиях о футбольные ворота треснулся. А я? У меня совершенно негеройский случай.
– Почему?
– Я жарил яичницу и опалил личико, – горько сказал Ромка. – Как барышня кисейная. Тьфу! Только не смей меня ни в чём разубеждать. Над тобой никогда не издевались. Так что ты не представляешь, что это такое.
Я и не собиралась его уговаривать. Мне хотелось ему помочь. Но я не знала как. Говорить об этом вслух я не решилась.
У меня было странное ощущение. Я смотрела на него, и он казался совсем другим человеком. Не тем Ромкой, который запускал фейерверки с моим папой и с которым мы учили историю, сидя на полу в этой самой комнате. Не тем Ромкой, над которым я подтрунивала и который, забыв о собственном триумфе, поддержал меня на истории, дав рассказать про мастера Дионисия.
Передо мной сидел совершенно другой человек, и дело было вовсе не в пятне. Пятна-то я совсем не видела. Мне казалось, что летним днём я обхожу огромный каменный валун, поросший цветами, глажу его тёплый бок, а потом отдёргиваю руку, осознав, что это вовсе не нагретый солнцем камень, к которому хочется привалиться и отдохнуть, а спина драконистого чудища. «Конечно, я стал чудищем, с таким-то пятном», – сказал бы горько Ромка, услышь он мои мысли. Но ожог, повторюсь, был тут ни при чём. Он стал другим изнутри. И я, из своего «внутри», это чувствовала.
– Ладно, – наконец произнесла я, поднимаясь. – Мне пора. Пока сиди дома. Я буду носить тебе домашку. А ты – её делать. И я буду относить её в школу. А там посмотрим. Договорились?
– Зачем тебе это? – повторил свой вопрос Ромка. – Зачем тебе такой урод, как я?
– Слушай! – рявкнула я. – Прекрати-ка называть себя уродом! И прекрати поворачиваться ко мне необожжённой стороной. Между прочим, пока я гуглила всякие пятна, пытаясь понять, что с тобой, я и не такого насмотрелась. Я понимаю, что тебе хочется себя жалеть. Но, по-моему, такая жалость разъедает тебя, как… как кислота! Если ты, конечно, помнишь, что это такое, поскольку пропустил уже пять или шесть уроков химии!
– Не думал, что ты можешь так орать, – удивился Ромка.
– Мне было у кого поучиться, – ворчливо ответила я и взяла ещё две котлеты.
Одну себе, другую – древнекитайской собаке, которая, судя по вежливому покашливанию за дверью, была не прочь отведать чесночного соуса.
Кому: Хорхе Рибаль
Тема: Город
Привет, Хорхе!
Ах, какой это город, Хорхе! Он мой друг, настоящий друг. Однажды он выручил меня из беды. Точнее, не меня, а Марину. Он помог мне найти её, хотя и сам был нездоров. Я думаю о городе как о человеке. У человека есть голос. Какой голос у твоего города? Крик чаек, шум моря, смех за столиками кафе! Утром он шепчет, когда гоняет по двору опавшие листья платана. В обед – перекрикивается на всех языках мира с туристами и зазывает их шуршанием волн. Ночью радуется жизни, играя музыку в барах и кафе, распевая во весь голос так громко, что иногда эхо доносится до моей Москвы.
Послушай свой город, Хорхе!
Ты много всего услышишь. Не только печаль, но и радость.
Лови её!
М.
Глава 18
Мама вернулась
Ранней осенью бывают такие яркие солнечные дни, что кажется, будто снова настала весна. Я представляла себе весну во всём зелёном – как на детском празднике. Она забегает в дом, то есть в мир, бормоча «что-то я забыла, что-то я забыла», хватает какой-нибудь жёлудь, который по ошибке проклюнулся на зиму глядя, и, быстро посмотрев на себя в осеннюю лужу, как в зеркало – на счастье, хватает ветер-попутку и улетает прочь. В один из таких пропитанных солнечными лучами дней мама вернулась домой.
Мы с бабушкой ждали её у подъезда, чтобы помочь донести вещи. Обычно тихая бабушка бушевала так, что даже соседка со второго этажа вышла на балкон и слушала, делая вид, что снимает бельё.
– Отправить беременную жену на такси! – возмущалась бабушка. – Нет, ты просто вдумайся, Мария! Такси! Её растрясёт на ухабах! А если таксист – преступник? У твоего отца, что, много жён? Он многоженец?
– Если ты будешь так громко говорить, та женщина решит, что у папы – гарем, – мрачно предупредила я, наблюдая за соседкой, которая протянула руки к простыне, да так и застыла, словно позировала для восковой фигуры.
– Куда ему гарем! Он и об одной женщине позаботиться не может! – фыркнула бабушка.
«Теперь я поняла, – подумала я. – С этой беременностью все съехали с катушек».
Наконец подъехала машина, и из неё вылезла сияющая мама. На ней была новая блузка восточной расцветки с турецкими огурцами, а волосы закручены в мелкие кудряшки, словно мама собралась в театр.
– Ты точно из больницы? – не поверила бабушка. – Не из санатория «Весёлые мамаши»?
– Точно-точно! – засмеялась мама, обнимая меня и передавая сумку. – Мы подружились там с одной девчонкой, представляешь, у неё тоже старшая – Маша! И ждёт тоже мальчика. Бывает же так. Она сама парикмахер, уложила мне волосы с помощью каких-то бумажек.
– Папильотки, – сказала бабушка.
– Как бабушкины любимые англичане в девятнадцатом веке, – добавила я.
– Наверное, – улыбнулась мама. – Вам виднее. Это было весело. А я заказала в интернет-магазине нам с ней две блузки. Прямо в больницу привезли! Красивая, да?
«Похоже, мамина крыша тоже слегка поехала, – с печалью подумала я. – Только у остальных – в негативную сторону. А мама у нас теперь оптимистка. Новая подружка – новое счастье». Я была рада за маму, но ничего не могла поделать с приступом ревности, который вдруг обхватил меня, как железный обруч – бочку. Новая подружка, ишь! Ещё один конкурент в борьбе за мамино внимание.
