Я последовала за ним, проведя рукой по кустику. Он оказался мягким на ощупь, как будто шёлковым. Каким же упорным нужно быть, чтобы пробиться через стенку гаража и сохранить шёлковую нежность листьев…
Мы вышли и тут же зажмурились от яркого солнца, которое проглянуло сквозь облака. Ромка постоял немного с закрытыми глазами, а потом шумно выдохнул, будто бы расставаясь с затхлым воздухом старого гаража.
– Бред, конечно, – негромко сказал он, – но решили – значит решили.
Мне показалось, что пятно у него побледнело и уменьшилось. Наверное, всё-таки дело было в игре солнечных бликов, добравшихся до пустыря.
– А зачем тебе шарф в такую тёплую погоду? – спросил Ромка, и я с трудом подавила улыбку.
– Это подарок, – важно объяснила я. – Из самой Шотландии. Ромк, а ты не мог бы про шарф спросить при всех, в классе, когда в школу вернёшься?
– Зачем это?! «Весь мир – театр»?
– Типа того, – фыркнула я, забрала у него поводок и потащила Оскара к выходу с пустыря.
Мой шарф развевался на сумке, будто победный флаг. На ветру волновался шотландский кашемир, а в душе у меня крутился и трепыхался вопрос: «Как же мне заставить весь класс не произнести ни одной насмешки в адрес Ромки?»
Кому: Любомиру Радлову
Тема: Вы все с катушек слетели?
Привет, Любомир!
Надеюсь, тебе знакомо выражение, написанное в теме. Если нет, воспользуйся переводчиком. Жаль, ты не представляешь, как же бесит, когда люди только и думают, что ты станешь их ненавидеть. Невероятно злит и сводит с ума!
М.
Глава 24
Пальмы на другом берегу
Сколько раз я ни просила Данку рассказать, что они делают на подготовке к школе или хотя бы какие у них предметы, в ответ получала одно и то же: «Не помню!»
Я хмурилась в ответ, а она тут же обаятельно улыбалась и начинала нести такую забавную околесицу, что хотелось её обнять и защекотать.
Вот и сегодня на мой вопрос, была ли в школе математика, она поморщилась:
– Не помню.
И продолжила раскрашивать цифры в учебнике, который нам с ней купила моя бабушка. А потом хитро глянула на меня и сказала:
– Зато был окружающий мир.
– И как всё прошло? – заволновалась я.
С ним у Даны было ещё больше проблем, чем с математикой.
– Нам рассказывали про рождение людей.
– Что ты говоришь? – удивилась я. – Про это говорят на дошкольном отделении?
– Ага, ага, – закивала Дана. – Нам рассказывали про мальчика, который родился с трёхметровой ступнёй.
Я озадаченно посмотрела на неё.
– Может, трёхсантиметровой?
– Нет, нет… Там были метры! Три метра ступня. Представляешь себе?
– Дан, это невозможно, – хмуро улыбаясь, сказала я. – Три метра – это от нашего столика до во-он той стены.
– А, да, – оценив с серьёзным видом расстояние, кивнула Дана. – Точно, я перепутала. Полтора метра ступня у мальчика.
– Дана! Дети появляются у женщин из живота! Что за живот должен быть, чтобы в нём уместилась полутораметровая ступня!
– Но это правда! – вытаращила глаза Дана. – Честно-честно, нам так учительница сказала! И ещё у него пальцы на руках были по полтора метра!
– Данка! – меня разобрал смех.
– Нет-нет, не все! – продолжила она без тени улыбки. – Большие…
Она показала два своих больших пальца.
– Большие были нормальными, а вот этот…
– Средний.
– Да, средний… Указательный и…
– Безымянный!
– Да, вот они были по полтора метра.
– И по земле волочились?
– Нет, он их скатывал в клубочек…
– А… Ну конечно. А уши у этого мальчика метров по шесть были в диаметре?
– Вот видишь! – торжествуя, воскликнула Дана. – Ты про него знаешь!
– Конечно, я ему завидую. Когда дождь, так классно укрыться под шестиметровыми ушами! И бежать домой на полутораметровых стопах! И вылавливать червяков полутораметровыми пальцами!
Тут Дана не выдержала и расхохоталась, и я вместе с ней. Смеялись обе до слёз. Только затихали, потом переглядывались – и по новой! В разгар веселья в комнату вошла Роза Васильевна, улыбнулась Дане и протянула ей тарелку с орешками, а на меня бросила такой взгляд, что мурашки по спине побежали.
– Здравствуйте, – тихо произнесла я.
Сегодня был первый день, когда она не встретила меня в прихожей. Её голос доносился из ванной, где она что-то драила, и я решила, что здороваться через дверь как-то невежливо. Сейчас она только сощурилась и кивнула мне, мол, ну-ну, пришла, грубиянка.
– A, mis nueces
[5], – весело махнула рукой Дана.
Я замерла. Роза Васильевна ушла, довольная произведённым эффектом, но я застыла не из-за неё. Дана! Она запомнила наконец слово «орешки», хотя с того момента, как Роза Васильевна взяла моду кормить её орехами на занятии, я, наверное, тысячу раз напоминала Дане, как они называются по-испански. Что изменилось? Она запомнила, потому что мы затвердили с ней это слово? Или…
У меня появилась догадка. Немного подумав, я напустила на себя равнодушный вид и спросила:
– А вам рассказывали по окружающему миру, чем питаются такие мальчики? Едят они орешки?
– Да. Вот так!
И Дана продемонстрировала, как мальчик пытается подцепить с тарелки половинку грецкого ореха.
– Ну нет, его пальцы гораздо длиннее, чем твои!
Я оглянулась, заметила на одной из фарфоровых кукол поясок.
– Можно я позаимствую у…
– Бель! Это Бель!
– У Бель её прекрасный пояс? Вот так! А теперь привяжем его к твоему указательному пальцу
Дана захихикала.
– Во-от! А теперь бери орешек! Пальцем-вермишелиной бери!
– Не могу!
– ¿Incómodo?
[6] – с замиранием сердца спросила я.
Это слово мы мучительно разучивали уже три занятия подряд.
– Sí, sí, incómodo, – смеясь, ответила Дана, «танцуя» на тарелке вокруг орешков пальцем-вермишелиной.
– Probablemente, aeseniño incómodo escribir con un lápiz
[7], – стараясь не выдать своего волнения, заметила я.
