– Дайте затычку! – взмолилась я.
– Зачем так грубо? – обиделась мама, доставая соску. – Вот, держи… Я не хотела давать без особого случая. Потом трудно отучать.
– Конечно, лучше меня глухой оставить, – пробухтела я и пихнула брату соску.
Он затих. Потом пустышка выпала, и он опять закричал. Я повторила действие. Снова затихание и снова крик в полную силу. Пришлось держать пустышку пальцем.
– Ему не холодно? – беспокоилась мама. – Из папиного окна не дует? А ремень не слишком давит?
Скоро у меня затекла рука. Брат так и не спал. Сосал пустышку, глазел в окно. Мы проехали всего несколько километров…
– Ты чего такая уставшая? – удивилась бабушка, открыв нам дверь.
Я только руками на неё замахала. Разулась, побежала в комнату. Там сидел Гуся с новым планшетом. Ну нет. Больше никаких детей сегодня!
Я выскочила и пошла на кухню. Лучше буду сидеть с кактусами, чем с людьми. С ними гораздо спокойнее.
– Дайте мне его подержать, ну дайте, ну пожалуйста! – послышался голос Гуси. – Он такой хороший, милый! Можно мне его поцеловать?
Я зажала уши. Вскоре ко мне заглянула бабушка, обняла, а потом сунула мне ножик, доску и варёные яйца. Понеслась всем известная подготовка к Новому году, которая пахнет мандаринами и огурцами, наполнена шумом, смехом и спорами, требованиями то включить телевизор, то выключить, звоном разбитого бокала, который обязательно смахнёт на пол какой-нибудь непоседа вроде Гуси, пересчётом тарелок, шипением и взрывами нетерпеливых салютов под окнами и прочими штуковинами, восхищающими только в детстве…
Во всех моих топиках по английскому и испанскому, которые я учила к экзаменам, говорилось: «Новый год – семейный праздник. Он объединяет людей». Сегодня, кромсая потихоньку то варёные яйца, то солёные огурцы и наблюдая за своими родственниками, я заметила, что Новый год ещё и здорово высвечивает одиночество. Например, бабушка хочет посидеть в тишине и послушать какую-нибудь передачу по «Культуре» о том, как празднуют Новый год в разных странах. Она в этом одинока.
Мама просит всех, кто завладевает пультом, оставить на экране «Голубой огонёк» – или как там теперь называются эти программы, где выступают звёзды эстрады. Мама утверждает, что у Кристины Орбакайте в этой передаче будет какое-то невероятно модное платье (она видела анонс), и ей хочется на него посмотреть. Больше на платье Кристины Орбакайте смотреть никто не желает.
Папа возится с новой гирляндой, которую купил только вчера. Она у него никак не загорается. Уже все ему сказали: «Брось», а он всё равно перебирает провода. Гуся хочет только играть в планшет, а Катя постоянно прячется в ванной с мобильным телефоном, и из-за двери слышно, как она робко и не слишком правильно говорит по-английски. Мишка, понятно, хочет есть и спать, спать и есть. В общем, все мы как лебедь, рак и щука, каждый хочет чего-то своего. А новогодняя ночь отличается от других только тем, что остальные члены семьи терпят, пока ты посмотришь на платье Орбакайте или зажжёшь несчастную гирлянду.
– Вон она, вон она! – возбуждённо закричала мама. – Маша! Посмотри, какое красивое платье!
– Певица должна петь, а не только платья носить, – ворчит бабушка.
– Она и поёт красиво, – вступается мама.
Я пожимаю плечами. Я не разбираюсь в русских певцах. Мой плейлист в телефоне полон солнечными испанскими мелодиями.
Наконец салаты нарезаны и заправлены, гирлянда зажглась, все наряжены – и мама с Катей, и ёлка, – планшет отнят у Гуси и водружён на такое высокое место, где он его достать не сможет. Даже Мишка накормлен, укачан и уложен в спальне у бабушки. Мама довольна – удастся спокойно встретить Новый год. До боя курантов остаётся час.
– И что я буду делать целый час? – заныл Гуся.
– Пошли жечь коробку? – предложил папа.
– Я думала, это после двенадцати надо делать, – озадаченно сказала я. – Вроде салюта.
– Да нет, не важно когда. К тому же после двенадцати маме может потребоваться моя помощь с Мишей…
Мы с папой и Гусей вышли в прихожую и начали потихоньку одеваться. Гуся у нас и так медлительный, да ещё и отвлекается на всё подряд. Притащил свой автомат, который мягкими пульками стреляет, и давай им хвастаться.
– Так мы и не успеем ничего сжечь! – возмутился папа, завязывая шнурки.
– Ой, иду! – испугался Гуся и положил автомат на коробку, которую мы собирались сжигать.
– Его тоже сжечь? – нахмурился папа.
– Нет, дядь Коль, не надо! – засмеялся Гуся.
– Тогда убери его отсюда.
– Сейчас, дядь Коль, только тетрадку возьму… тоже сжечь хочу. По математике. – У меня трояк в четверти, – прибавил он шёпотом.
– Может, не сжигать надо, а работу над ошибками сделать? – возмутилась я, но Гуся уже умчался. – Пап, а мы успеем вернуться? – спросила я, застёгивая куртку. – А то мне бой курантов сегодня очень нужен.
– Желание придумала?
– И не одно.
– А думаешь, несколько исполняют? – задумчиво спросил папа, поднимаясь с колена. – Если хочешь, одно я за тебя загадаю. Мои-то все исполнились.
– Ой, папа, – растрогалась я и обняла его так крепко, что мы чуть не завалились на вешалку. – Спасибо…
Пару секунд размышляю: может, и правда передать ему желание, чтобы Мишка спал, это же и в папиных интересах тоже… Потом решаю не расстраивать его своей просьбой. Огорчится ещё.
Гуся вернулся, сжимая в руке тетрадку.
– Ну что, идём?! – нетерпеливо сказал папа и схватил коробку. Автомат слетел с неё, упал на подзеркальник, спихнул на пол тарелочку с мелочью и ключами. Послышался звон на всю квартиру, монеты раскатились по углам. Мы с папой переглянулись, и тут же истошно заголосил из бабушкиной спальни Михаил. На пороге гостиной возникла мама. У неё на лице было настоящее отчаяние.
– Вы одурели?! – прошептала она. – Вы зачем его разбудили?! Пока я укачивать буду, весь Новый год пропущу! Коля! Зачем ты это сделал?!
– Ань, да я ничего не делал, – забормотал папа. – Коробку взял. А Гуся на неё автомат положил. Я его просил убрать…
– Давай, на ребёнка ещё всё свали! – зло сказала мама и побежала на вопли, которые разгорались с каждой секундой всё сильнее.
– Ань, ну я же не специально! – расстроился папа. – Давай я его покачаю!
– Давай ещё дворника с улицы позовём покачать! – прокричала из комнаты мама.
– Я не дворник! – рассердился папа.
– Для него все – дворники! Он, кроме меня, никого не воспринимает!
Я не стала слушать их перебранку. Вышла на лестницу. Из-за дверей каждой квартиры слышались крики, и все они были восторженными. Ругань доносилась только от нас.
Я спустилась на этаж ниже. У батареи под окном грелась пушистая рыжая кошка с круглыми глазами. Она резко повернула голову на звук моих шагов, а потом медленно, будто с презрением, отвернулась. Новый год высветил и её одиночество.
