– Смеётся над нами? – спросила я тихо.
– Не-а. Боится.
– Чего?
– Что если мы прикалываемся над ним, изображая страсть, то он в дураках останется. Когда всё откроется.
– Так ты был прав, – слабо усмехнулась я. – Только не проси меня пойти с тобой на тренинг. Я на нём засну…
Мне захотелось, чтобы Ромка обнял меня. Но это было бы уже слишком. И я это понимала.
– Что ж с сочинением делать?.. – задумался Ромка. – Так ведь и не поступить можно. Балла не добрать.
– Ну и что… Пойду работать. Кстати! – оживилась я, подняв голову. – Меня знаешь что спасает в последнее время? Я фотографии распечатываю. Мама, перед тем как брата родить, выбрала те фотографии, которые она хотела бы распечатать. Я их ещё раз просмотрела, выбрала самые удачные, распечатала в салоне и теперь раскладываю в фотоальбоме. Такой фотоальбом с многоразовыми страницами. Почему-то его называют магнитным. Название дурацкое, зато можно много в него засунуть. Не только фотографии, ещё какой-нибудь засушенный цветок или билет на метро. Я сделала испанский альбом. Покажу тебе как-нибудь! Вот, кстати, и отличная работа, – заключила я. – В фотосалоне фотографии распечатывать. Мозги отдыхают!
– Дворником ещё можно, – сдвинув брови, сурово сказал Ромка, и мы оба рассмеялись.
– Вот ты где! – услышала я откуда-то сбоку.
Снежана обогнула техничку в фиолетовой кофте и направилась к нам. Её армейские ботинки гулко топали по школьному коридору. Я отодвинулась от Ромки.
– Снежка! – оживился он.
В тёмной шапке, низко надвинутой на глаза, густо обведённые чёрным, в длинном пальто с продолговатыми металлическими пуговицами-пулями, она надвигалась на нас не как снежная, а как грозовая туча. Рыжая коса напоминала сверкающую молнию.
– Ты пораньше пришла? – продолжал Ромка, приподнимаясь с места.
Она не отвечала. Сверлила меня взглядом.
Мне было не страшно. Я глядела на Снежану через своё слюдяное окошко, а это всё равно что смотреть фильм по телевизору. Зато техничка замерла, опираясь на швабру, в ожидании скандала.
– Что ты с ней тут делаешь?
– Снеж, ты чего? – добродушно спросил Ромка, поднимаясь. – Это ж Маша. Мой старинный друг.
Он взял рюкзак, сунул в него руку, намереваясь достать подарок.
– Да? – язвительно усмехнулась Снежана. – Знаем мы таких друзей.
У меня рот сам собой сложился в букву «О», а брови взлетели наверх. Страшно хотелось сказать ей какую-нибудь колкость. Например, что Ромка вообще-то звал меня на свидание, да я отказалась. Если б мы были одни, я бы так и сказала.
– Друг, говоришь, – продолжала Снежана. – А на такое твой друг способен?
Она перекинула рыжую косу на другую сторону. Я вздрогнула. На её щеке алело пятно, такое же, как у Ромки, только нарисованное румянами и карандашом для губ.
– Что это? – опешил Ромка.
Его рука так и застряла в рюкзаке.
– А ты не понимаешь? – сощурилась Снежана.
Ромка помолчал пару секунд, обдумывая что-то, и наконец покачал головой.
– Правда? – поразилась Снежана. – Это же твой… символ!
– Символ?
– Ром, ты меня удивляешь. Мы же говорили с тобой на днях, что пятно изменило тебя. Что ты стал другим. Понял, что важное в жизни, а что нет. Ты же сам сказал, что благодарен этой ситуации!
– Ситуации, а не самому пятну! – взорвался Ромка. – Я тебе объяснил, что понял, что такое дружба! Я говорил о Маше, если что!
– Да ты всё время говоришь только о Маше! – заорала Снежана.
– Ругаться-то на улицу идите! – велела техничка. – Тут вам не там!
– Что ты к нему пристала?! – напустилась на меня Снежана. – Зачем заманиваешь его сюда? Тебе мало, что Беатрис только на тебя и смотрит? Ты хочешь ещё и всех парней себе заграбастать?
– Прекрати! – Ромка схватил её за руку.
Она вывернулась и произнесла сквозь зубы:
– А ты вообще помалкивай. Тебя не спрашивали.
Ромка вытаращил глаза, а потом тихо, очень тихо, еле слышно сказал:
– Не надо со мной так разговаривать никогда. Никогда.
– Да я вообще с тобой разговаривать не собираюсь, – отмахнулась Снежана. – И на тренинги никакие больше не пойду. Выбирай. Или она, или я. Вот мой тебе ультиматум.
Снежана смерила нас обоих презрительным взглядом, развернулась и затопала прочь.
– Вот молодёжь, – вздохнула ей вслед техничка, принимаясь драить пол, – даже поругаться толком не умеют. Всё слова умные… Ультиматум, тренинги какие-то… Совсем очумели со своими экзаменами.
А я еле дышала. Мне было страшно смотреть на Ромку. Краем глаза я видела его руку, по-прежнему наполовину проглоченную рюкзаком. Ромка медленно развернулся ко мне.
– Что ж, – усмехнулся он, – похоже, День святого Валентина и не наш праздник тоже.
Даже расстроенный, Ромка продолжал изображать героя боевика. Мол, всё в порядке, детка! Как глупо… И как жалко.
Он сел, отшвырнул рюкзак в сторону и потёр лоб. Мне жуть как хотелось наговорить гадостей про Снежану. Я даже прикусила палец, чтобы не сделать этого. Человеку и так больно, от унижения… Боль за Ромку передалась и мне. Сработало моё вечное «дурацкое качество» – я подключилась к Ромке.
– Слушай, – начала я, – я не обижусь, если ты…
– Не надо, – прервал он и обхватил голову руками. – Бред! Всё это бред.
Я снова прикусила палец, пытаясь подобрать слова утешения, и не находила их. Такое ощущение, будто мне показывают что-то за моим слюдяным окошком, высвечивают фонариком, а я никак не могу разглядеть что…
– Может, ещё помиритесь? – спросила я.
Он пожал плечами и покачал головой.
– Я не хочу быть виновницей разрыва!
– Да дело не в тебе… Мне иногда кажется, что она меня совсем не понимает.
«Потому что она эгоистка!» – едва не сказала я. Снова сдержалась из последних сил. Вместо этого объяснила:
– Знаешь, моя подруга с ней дружила. Марина. Она сказала, что Снежана – максималистка. Ей или всё, или ничего. Мне кажется, это важно. Надо это понимать.
Ромка внимательно выслушал, а потом снова сделал вид, что ничего страшного не случилось, и только произнёс:
– Разберусь.
Я кивнула и похлопала его по спине.
– Хотя я не очень понимаю, что происходит, – добавил он.
Похоже, Ромка тоже стал видеть мир через слюдяное окошко. Ладно, могу и подвинуться, места хватит всем. Вдвоём даже легче ничего не понимать в том, что творится вокруг.
