Мама помотала головой, словно от чего-то отказываясь во сне, и съехала по стене на кровать. Её голова попала прямо на подушку.
«В яблочко!» – подумала я и потащила брата на кухню.
За окном сгущались сумерки. Попав в тёмную кухню из залитого светом коридора, Мишка вытаращил глаза. Я тоже. Потому что не знала, зачем я его забрала и что с ним делать.
На кухне вкусно пахло летом, но я не осмелилась налить себе чаю. Вывернется ещё у меня из рук, акробат. Это мама может чистить зубы, держа его в одной руке. И то он так и норовит схватить с полки стаканчик со щётками.
Я встала у окошка. Мишка то открывал рот, то закрывал. Как будто раздумывал, заорать ему или нет. Я немного покачала его. Он был лёгкий, как кукла.
– Мама спит, она устала, – начала я.
Он уставился на меня с открытым ртом.
– Ну и я играть не стала…
Дальше я не помнила. Мишка подождал немного продолжения, а потом сунул в рот палец и принялся его грызть.
– Ну и в чём твоя уникальность? – проворчала я. – Нет, дорогой, ты должен научиться делать что-то особенное, что отличает тебя от других. Иначе в нашем мире не выжить. То есть выжить-то можно. Но жизнь твоя будет скучна и сера, как текст Чернышевского.
На этом лекция по философии закончилась, и мы оба принялись таращиться в окно. Между нашим домом и соседним покачивались тёмные ветки берёз. Если смотреть на них в освещённое окно, казалось, будто у людей в квартире напротив растёт ветвистое чёрное дерево.
В этой квартире часто смотрели телевизор. Он висел у них так, что мне было видно, какие передачи они там смотрят. Днём – программы про здоровье. Вечером – мультики про свинку Пеппу. Сейчас экран мелькал – показывал то свинку, то новости, то свинку, то опять новости.
– Видишь, они там ссорятся, – показала я Мишке, – спорят из-за пульта. Точнее, из-за того, что им смотреть.
Брат сделал понимающее лицо. Казалось, ещё секунда, и угукнет. А потом он перевёл взгляд на фонарь и стал глазеть на него, засунув в рот уже целый кулак. Руки у меня затекли, и он перестал казаться мне лёгким. Наоборот, так и тянуло к полу.
Я присела на табуретку у окна, положила Мишку на колени. Во рту пересохло. Чаю хотелось до смерти. Я протянула руку к чайнику, но Мишка тут же схватил меня за крестик, который навис прямо над ним, и потянул. Я испугалась, что опрокину чай на него. Осторожно отцепив влажную ладошку от крестика, я погладила брата по голове и всмотрелась в его лицо. Он был здорово похож на маму.
У меня заболели шея и спина. Мне уже почти хотелось, чтобы мама проснулась и забрала его. А вдруг она проспит всю ночь? Вдруг я останусь с братом тут, на тёмной кухне, как на дне колодца? Сколько мы сидим? Полчаса? Час? Наверное, всего минут десять. А кажется, что вечность. Как мама его таскает, ума не приложу… Но и бросить, конечно, не бросишь…
Вчера, после разговора с Катей, я гуглила «как приучить младенца к кроватке». И нагуглила совершенно удивительное! В одной статье было написано, что, если младенца оставить в кроватке и уйти, он станет думать, будто ты ушёл навсегда! Вот уж что мне в голову никогда не приходило. А они не понимают, что ты вернёшься! Они поэтому так и кричат как резаные. Думают, всё. Бросили их. Каюк.
Это как я сейчас, вроде бы брошена. Сижу тут на тёмной холодной кухне с восьмикилограммовым мешком картошки. Но на самом деле я знаю, где спит мама, могу к ней пойти. Ещё могу позвонить папе, пожаловаться. А брат не может. Ни позвонить, ни пойти. И ещё я всё-таки по своему выбору тут сижу. Решила помочь маме – значит, решила. Как в том детском рассказе про мальчика, давшего честное слово.
Захотелось спать. Я оторвала листик базилика от лохматого букета. Помыть бы… А Мишку куда? Я сунула листок в рот. Горько. Зато сон прошёл. Хорошо, что хоть в туалет мне не нужно… Не идти же туда с младенцем на руках.
Стемнело. Я уже не видела очертаний чайника и кастрюль на плите. Зато видела Мишкину улыбку. Вот человек! С чего он взял, что я не убийца и не вор? Я же не мама, накормить его не смогу. А он всё смотрит на меня и улыбается в темноте.
Я вдруг подумала о том, что люди в семье – как слова в предложении. Они связаны между собой по смыслу. Лиши семью одного человека – смысл начнёт меняться. Я это чувствовала с Катей. А когда к семье прибавляется слово, то есть человек, семья начинает звучать по-новому. Как новое предложение. И получается новый смысл.
В нашей семье ещё не было человека, который умел бы в темноте молча улыбаться другому.
Тут у Мишки забурлило в животе так громко, словно он выпил литр кваса. Он закричал, и прибежала мама, сонно потирая глаза.
– Два часа?! – потрясённо спросила она. – Я спала два часа подряд? Маша… Спасибо!
– Не вопи, – сказала я Мишке. – Вон твоя молочная ферма прибыла.
Мама забрала его и, зевнув, улыбнулась. Она здорово напоминала маленького Мишку. Мне захотелось стать похожей на них обоих. И ещё почему-то захотелось плакать, так что я на всякий случай отвернулась к окну. В доме напротив «Свинка Пеппа» победила ведущего новостей и теперь скакала по экрану во всю прыть.
– Знаешь, – снова зевая, сказала мама, – у меня такое чувство, что я выпила не чай с мятой, а две чашки кофе подряд. Такая бодрость. И ещё знаешь что? Давай всё-таки проводим Катю в этот четверг в аэропорт?
Наверное, после двух часов сна мамино слюдяное окошко тоже слегка посветлело.
Кому: Хорхе Рибаль
Тема: Уже лучше
Привет, Хорхе!
Слушай, я всегда готова поддержать поэта. И город люблю. Только выходит, что один глаз смотрит на другой. Это ведь жуть, не?
Дела получше. Кажется, на дне моря поблескивают сокровища.
Воодушевлённая,
Мария
Глава 42
Центр моих надежд
«Маша Никалаевна, нам нада встретится и пагаварить».
Да, именно такое письмо пришло мне через вотсап с номера Розы Васильевны. Уверенная, что знаю автора, я ответила:
«Привет, Дана! Конечно, давай увидимся».
«Эта ни Дана, эта Роза», – пришёл ответ.
Весь день я старалась ловить в школе каждое слово учителей. Хотелось уравновесить собой вопиющую безграмотность, которая обитает в нашем мире всего в ста метрах от школы.
После уроков я отправилась в гости. Оказалось, что приходить на чай в такой роскошный дом – это совсем другое, чем приходить на работу. Ни театральный подъезд со стрельчатыми окнами не смущает, ни охранники.
Сегодня, кстати, дежурил Санчо Панса. Приклеивал купоны в буклет. Я порадовалась, что его не выгнали с работы из-за сломанной дверцы. С некоторых пор я стала сочувствовать всем, кто уволился, пусть даже по собственному желанию.
