– Давай лучше поиграем в шопинг? – предложила Дана, поднимаясь с пола.
– Подожди, – остановила я её, взяв за руку. – Это всё Ратонсито. Он виноват. Он не хочет в школу.
– Ну да, – пожала плечами Дана. – И что?
– А Элена хочет, – пояснила я. – Она хочет учиться на одни пятёрки. А он, по-моему, самый настоящий двоечник.
Я говорила с трудом. Всё это противоречило моим убеждениям. Нельзя ориентироваться на оценки! Нельзя обзывать человека, ну хорошо, мышонка «настоящим двоечником», потому что тогда он никогда не вылезет из двоек! Но у Даны заблестели глаза.
– Давай я буду за Элену, – сказала она. – А ты – за Ратонсито. Ты будешь хулиганить на уроке. А я – ябедничать учительнице.
– Ябедничать-то зачем? – вырвалось у меня.
– Ну ладно, – нетерпеливо кивнула Дана, – учительница пусть сама всё видит. И ругает его! Только я буду за учительницу. И за Элену, и за учительницу. Я буду ставить ему двойки!
Всё это мне не слишком нравилось. По крайней мере, учительницей должна была стать я, а не Дана. Ничего, по ходу дела сообразим. Я могу ввести чуть позже директора, который объяснит им всем материал (включая «учительницу»). Главное – начать. И хоть что-нибудь успеть сегодня выучить.
– Доставай мышей! – скомандовала я. – Первый урок – математика.
Дана захлопала в ладоши, а потом обняла меня за шею и звонко чмокнула в щёку.
– Я так тебя ждала! – радостно заявила она. – Со мной никто не играл, только ты!
Подбежав к кровати, Дана остановилась и растерянно улыбнулась.
– Я забыла: за чем я шла? – спросила она.
– За мышами, – с недоумением ответила я. – Мы же в школу играем.
– А-а-а, точно! – обрадовалась Дана. – Сейчас-сейчас!
Пока она усаживала мышек на рябиновом столике, превратившемся на сей раз в классную комнату, я достала из своей сумки листик и разорвала его на две половинки. Из одной сделала «доску». Написала на ней: 1 + 1 = 2; 2 + 2 = 4. Из другой половинки сделала две тетрадки. Одну – для Элены, другую – для Ратонсито.
– Пиши за Элену, – велела я Дане, показывая на доску.
Дана переписала оба примера и показала мне тетрадку.
– Это пять? – спросила она.
– Подожди, – поморщилась я. – Чего ты сразу про оценки?
– Потому что это самое интересное!
– Ну нет, интересно, когда ученик запомнил то, что ему объяснили в классе, – покачала я головой и тут же поправила себя: – То есть мышонок запомнил! Элена, иди к доске!
Дана передвинула мышонка к моему листку. Я закрыла рукой свои примеры, дала Дане ручку и попросила:
– Пиши! Один плюс один равно…
Дана посмотрела на меня.
– Чему равно? – спросила я.
Дана улыбалась.
– Ты чего? – опешила я. – Ну если у тебя на одной руке один палец, а на другой – ещё один.
– А, два, – сообразила Дана. – Но я не помню, как пишется.
– Ты серьёзно? – изумилась я. – Ну ладно… Вот, смотри. А заодно пиши следующий пример. Два плюс два…
Снова Дана с готовностью смотрела на меня.
– Эй, так не пойдёт! – возмутилась я. – Думай сама! Считай!
– Как считать? – растерялась Дана.
– Ну как? Мы же с тобой только что считали! – воскликнула я. – Как мы с тобой только что считали?
Дана наморщила лоб. Тут до меня дошло. Она валяет дурака. Издевается надо мной!
– Дан, может, тебе за Ратонсито лучше играть? Это он у нас ничего не помнит!
Неожиданно у Даны на глазах выступили слёзы.
– Не хочу! – закричала она. – Не хочу за двоечника! Хочу быть отличницей! Мама сказала, что я должна быть только отличницей! Ставь мне пять! Быстро!
– Ты что говоришь? – напустилась я на неё. – Почему ты так грубо со мной говоришь? И за что тебе пять? Ты же ничего не сказала!
– Сказала! Сказала!
– Ну, и сколько будет два плюс два?
– Я не знаю! – У Даны полились слёзы, а крик стал резким, визгливым, я даже вздрогнула. – Я не помню! Чего тебе от меня надо? Чего?
Не успела я ответить, как дверь распахнулась и в комнату ворвалась Роза Васильевна. Она на ходу вытирала руки о полотенце, лицо её было искажено от ярости.
– Марья! – закричала она на меня. – Что творите?!
Я впала в ступор. У них тут всеобщий отъезд крыш?
– Роза Васильевна, подождите… Всё в порядке.
Но няня отшвырнула полотенце, притянула Дану к себе, и та уткнулась ей в платье, отвернувшись от меня. Данины плечи вздрагивали от рыданий. Роза Васильевна хмуро посмотрела на меня. Я попыталась улыбнуться.
– Дана говорит, что не помнит пример, который я ей только что показала. Только что! Понимаете? Такого не бывает. Пример ещё не исчез из кратковременной памяти. А она его отказывается писать, мне назло.
– Если говорит, не помнит, значит, так оно и есть, – медленно проговорила Роза Васильевна. – Забирайте денежку, Марья, и топайте к другим ученикам. Баста на сегодня. Позанимались.
– Как позанимались?! – потрясённо спросила я. – Мы ж только начали!
– Вам ребёнок сказал, что не помнит, вот и нечего тут!
– То есть про линзы помнит. Про мороженое ещё с того года помнит. А тут – не может сказать? А, Роза Васильевна?
– Что «Роза Васильевна»? – неожиданно грохнула та в ответ так, что даже Дана вздрогнула. – Я уже пятьдесят лет как Роза Васильевна, и что с того? А ребёнка мучить не позволю! Денежка на зеркале, Марья Николаевна.
– Ну нет, – произнесла я, медленно поднимаясь и складывая вещи обратно в сумку, – деньги за такое я брать не стану. А вы, Роза Васильевна…
Мне было очень неловко произносить то, что хотелось, у меня дрожали губы, голос не слушался и норовил стать тонким и писклявым, но я не зря жила одна в другой стране и боролась там с трудностями целых три недели. Пугливая малышка, которая вздрагивала от одного взгляда Даниной няни, ушла на дно. Морское.
– А вы, Роза Васильевна, зря вмешались в образовательный процесс!
– Како-ой-такой процесс? – с презрением протянула она. – Да у тебя образования подходящего даже нет, для процесса-то!
– Да?! Что ж… Всего хорошего!
Ноги сами вынесли меня из комнаты.
Быстро, переобуться! Быстро – за дверь! К лифту, скорее!
Негромкий звук заставил обернуться. Горшок с цветком покачнулся! Я шагнула к нему, но он сам перестал качаться, только сбросил на пол крепкий длинный листок-денежку.
