Эти пять слов и их возможные последствия для церковных канонов разбирались досконально. Однако, говоря об их практических результатах, легко упустить главное. Именно посредством таких вот заявлений Франциск задает для церкви направление развития, не формулируя официальную новую доктрину. (Отметим, что его критикуют и за это уклонение от официальных мер.) Выстраивание норм для своей паствы — более тонкая задача, чем традиционное проявление папской власти.
Как мы уже упоминали, папа прилагает огромные усилия для того, чтобы увести церковь от горячих вопросов, которые только служат ее расколу (и по которым о ней часто судят). Он весьма недвусмысленно обрушивается на «страстное увлечение» духовенства «множеством разрозненных доктрин, которые оно с большой настойчивостью внедряет среди паствы» [460]. Франциск желает, чтобы церковь сосредоточилась (попутно привлекая внимание людей) на своей основной работе — заботиться о бедных и быть «домом для всех». Об этом стремлении ясно свидетельствуют, например, его замечания о беженцах, высказанные в первые недели президентства Трампа: «Настоящее лицемерие — называть себя христианином и при этом изгонять беженцев или других людей, ищущих у вас помощи, людей, страдающих от голода и жажды» [461].
Об этом стремлении говорит и его подчеркивание важности милосердия (о котором понтифик говорит, пожалуй, больше всего). Его слова «кто я такой, чтобы судить?» не меняют букву церковного закона, касающегося отношения к гомосексуальности, но эта короткая фраза, смещая фокус восприятия, позволяет взглянуть на вещи иначе. Франциск пытается вывести церковь из старовластной парадигмы, в которой духовенство судило паству, наказывало ее за проступки, разделяло людей на святых и грешников, на допущенных и не допущенных. Новый папа постепенно выстраивает такую церковь, которая меньше концентрируется на внутренних дискуссиях о правилах и больше — на демонстрации миру своих стержневых ценностей. Понтифик отмечает: «Наша доктрина — милосердие» [462]. Формируя новые нормы, он попутно привлекает к церковной деятельности миллионы прихожан, а не только горстку лидеров клира. Новые правила могут в результате сложиться как бы сами собой.
•••
Однако серьезнейшие нравственные проблемы, вызванные многочисленными скандалами с сексуальным насилием духовенства над детьми, никуда не делись. Борясь с этими проблемами, Франциск проявляет отнюдь не такое рвение, как при работе над другими вопросами. Взять хотя бы случай австралийского кардинала Джорджа Пелла, которого понтифик лично назначил руководить финансовыми и другими реформами в Ватикане, хотя именно в это время Пелл подвергался резкой критике за то, что он на протяжении нескольких десятков лет снисходительно относился к случаям сексуального насилия своих священников над детьми. В 2017 году австралийские власти обвинили в насилии и самого Пелла, так что в конце концов ему пришлось оставить свой пост.
Если папа римский не будет противостоять всем формам коррупции и разложения, поразившим самое сердце его церкви, и вместо этого начнет выгораживать некоторых представителей духовенства, ставя их интересы выше уважения к прихожанам, как слишком часто поступали предшественники нынешнего понтифика, — тогда все его обещания принести в церковь новую власть останутся пустым звуком. Возможно, главные испытания для Франциска еще впереди.
Три беглых портрета нововластных лидеров
Если не считать Франциска, лидеры сегодня не пользуются большой популярностью. В 2017 году «Эдельмановский барометр доверия» показал, что лишь 37% опрошенных доверяют гендиректорам компаний. Убывает и доверие базовым институтам (бизнесу, правительству, неправительственным организациям, прессе): в 2017-м социологическая компания Edelman Berland зафиксировала эту тенденцию впервые за все время исследований [463].
Самые различные факторы (среди них — рост нововластных сил) привели к тому, что целое поколение лидеров вдруг обнаружило: те модели поведения и идеи, на которые они успешно опирались несколько десятилетий, уже устарели. И это не такая проблема, которую можно решить, просто совершив какой-то эмоциональный разворот. Здесь недостаточно тех проблесков здравого смысла, которые иногда заставляют наших властителей вспомнить о сочувствии, искренности и смирении. Более того, такие попытки могут лишь отвлечь лидеров от более трудной задачи — сместить фокус внимания с себя самих на сообщество, которым они управляют. С этим сумели справиться три лидера, чьи истории мы расскажем ниже.
Как быть гением в мире новой власти: мудрость Айцзинь Пу
Когда Айцзинь Пу удостоилась стипендии «Гений», присуждаемой Фондом Макартуров, в своей благодарственной речи она отошла от шаблона, заявив: «Я не могла бы этого добиться без моих коллег. Это и их награда тоже».
Пу руководит Национальным альянсом домашних работников (НАДР). Макартуровский грант (в размере 625 000 долларов) предназначался для поддержки творческого роста самой Пу, но она и ее команда предпочли вложить его в творческий рост сотрудников альянса. Так появилась Стипендия Дороти Ли Болден, призванная предоставить возможности для развития лидерских качеств огромному сообществу нянь, домработниц и сиделок, входящих в альянс [464].
Болден стала одной из важнейших фигур, выступавших в защиту прав домашних работников еще на заре этого движения. В 1968 году она основала Национальный союз домашних работников [465], тем самым проторив путь для Пу и ее коллег, организовавших Национальный альянс, который сегодня стал рупором для 2,5 млн американских сотрудников сферы домашних услуг.
То, как Пу распорядилась макартуровской стипендией, стало мощным и недвусмысленным посланием: «Главное здесь — мы». Воздав должное своей предшественнице и заявив о собственной вере в будущее своего сообщества, она превратила полученную награду в подтверждение значимости всего движения.
Этот эпизод отлично показал характер Пу: едва вы с ней познакомитесь, вам станет очевидно, что она делает свою работу, руководствуясь исключительно благими побуждениями. Однако здесь проявился и стратегический выбор. Эффективность лидерства Пу зиждется на точном соблюдении баланса между ее заметным положением и ее маргинализированным сообществом — в основном состоящим из иммигранток и чернокожих женщин. Эта группа — одна из наиболее безвластных в американском обществе.
Как заявляет Пу, ее работа — использовать свою собственную власть так, чтобы «наделить властью других людей» [466]. В ее случае это особенно трудно, поскольку ее сообщество каждый день испытывает на себе проявления неравенства: «Они по-настоящему понимают, что это такое, потому что сами живут в бедности, но приходят работать туда, где бросается в глаза исключительное богатство». Домашние работники не только видят разрыв в доходах и уровне жизни между собой и своими наниматели: иногда они рассказывают страшные истории о плохом обращении, насилии, угрозах.
Пу как лидеру организации не всегда легко справляться с этими противоречиями. Когда ей было двадцать с небольшим, разгорелись ожесточенные дискуссии о том, имеет ли она право представлять интересы домашних работников и возглавлять их движение, ведь сама она никогда не занималась таким трудом. Парадоксально: ей удалось объединить разрозненные беспомощные группы в сильное сообщество, но ее обвиняли в отсутствии необходимого жизненного опыта.
