НСА рассчитывает на долгосрочную перспективу. Она выстраивает системы участия на местном уровне и создает петли обратной связи — и все это обслуживает далеко не только политические интересы ассоциации. Дженнифер Карлсон, пристально наблюдающая за деятельностью НСА, отмечает: «В этом противостоянии та сторона, которая выступает за ужесточение контроля над оружием, представляет собой политическое движение. Эти люди работают для того, чтобы изменить политику, касающуюся оружия. Вот чем они занимаются. А та сторона, которая выступает в поддержку прав владельцев оружия, меняет саму оружейную культуру, она действует изнутри индустрии, но она тоже представляет собой политическое движение» [520].
Именно сила оружейной культуры поддерживает ассоциацию на протяжении всех этих долгих лет. Говоря о руководителях ассоциации, Марк Глейз отмечает: «Раздувая националистические настроения и беспокойство о возможной тирании властей, они побуждают людей не только записываться в группы владельцев оружия, не только, следуя указаниям НСА, писать законодателям своего штата и голосовать против этих законодателей штата. Люди еще и покупают больше оружия, поскольку НСА убеждает их, что власти собираются лишить их права на это и вообще отобрать у них стволы» [521]. НСА создала столь влиятельное и объединяющее мировоззрение, что в кризисные моменты (как при массовых убийствах, о которых мы упоминали) она парадоксальным образом лишь делается сильнее. Покупается больше оружия, члены организации всё больше опасаются его конфискации, а значит, становятся еще более ярыми приверженцами идей НСА. Круг замыкается, причем входящие в него почему-то полагают, что участвуют в благом деле.
К тому же НСА, стремясь выстроить объединяющее мировоззрение, почти никогда не боится повысить ставки и подбросить своим сторонникам образ общего врага. В 2017 году ассоциация выпустила вербовочное видео, где даже не упоминалось огнестрельное оружие. Это был (как многим показалось) почти неприкрытый призыв к насилию против политических оппонентов Дональда Трампа и вообще против либералов. Закадровый голос вещал: «Единственный способ остановить это, единственный путь к спасению нашей страны и нашей свободы — побороть силу лжи с помощью крепко сжатого кулака правды» [522].
Чему это нас учит: как в дальнейшем сложится противостояние вокруг законов об оружии
Опыт НСА может многому нас научить (хотя немало людей предпочли бы, чтобы это было не так). Механизм переключения между старой и новой властью в ней великолепно отлажен: лидеры ассоциации умеют задействовать старовластные тактические приемы и знают, когда нужно уйти с дороги и позволить нововластной волне смести все препятствия.
Команда Блумберга, несмотря на щедрое финансирование, общественную поддержку и разумные предложения, оказалась неспособна по-настоящему сплотить народ вокруг своей цели. Пока эта кампания считалась «блумберговской», ее трудно было присвоить кому-либо еще. А вот НСА демонстрирует редкостное умение: иногда она явно и недвусмысленно присутствует на общественно-политической сцене, однако в следующий момент бесследно исчезает. Поучительно, что после провала законопроекта Мэнчина–Туми неутомимый Блумберг произвел решительный разворот, запустив с помощью Purpose — организации, созданной Джереми, — кампанию Everytown («И мой город тоже») [523]. Он поставил перед собой задачу создать общенациональное движение, ориентированное на борьбу с оружейной угрозой и действующее на низовом уровне. В эту группу входит немало активисток, после трагедии в школе «Сэнди-Хук» организовавших местные отделения движения — под общим лозунгом «Матери требуют действий: американские владельцы оружия, образумьтесь!» [524]. Эти женщины обладают моральным авторитетом: они энергично выступают за безопасность своих детей (и тех сообществ, где они живут). Их протесты заставили некоторые крупные сети (например, Starbucks и Target) запретить посещение своих торговых точек с огнестрельным оружием. В последние годы кампания Блумберга, больше сконцентрировавшись на местных движениях, добилась нескольких побед: например, народные законопроекты о проверке биографии покупателей оружия были приняты в штатах Вашингтон и Невада [525].
Инициаторы кампании Everytown понимают необходимость сократить «разрыв в энтузиазме» между сторонниками ограничения прав на ношение оружия и защитниками этих прав. Судя по некоторым признакам, у них получается: так, после очередной массовой трагедии со стрельбой (на сей раз — в ночном клубе «Пульс» в Орландо) сторонники инициативы Everytown (их общее число к тому времени достигло 3 млн) за одну неделю 62 000 раз позвонили в сенат [526] — почти в восемь раз больше того количества звонков, которое сделали сторонники контроля над оружием за несколько месяцев, предшествовавших голосованию за законопроект Мэнчина–Туми (как мы знаем, он не прошел). Возможно, в грядущих битвах между командой Блумберга и НСА силы соперников окажутся уже не столь неравными.
НСА опирается на мощь, авторитет и ресурсы большой организации, черпая при этом энергию и творческий потенциал у общественного движения. Ассоциация смешивает два типа власти в огромном беспорядочном пространстве, где орудует много игроков. Следующая история показывает, как TED смешивает два типа власти, чтобы строить нечто более самодостаточное.
Открытое или закрытое? Как TED изменила способ распространения идей
Что общего у TED и Tiffany
Сейчас каждую секунду каждого дня в среднем 17 человек начинают смотреть ту или иную «Лекцию TED» [527]. Однако на протяжении более чем пятнадцати лет аудитория даже самых популярных лекций составляла всего несколько сотен зрителей. TED являла собой небольшую группу пижонов, время от времени собиравшихся в Лонг-Бич (штат Калифорния), чтобы послушать увлекательные лекции о технологиях, развлечениях и дизайне.
TED, ставшая ежегодной конференцией в 1990-м, всегда выступала как Лидер группы поддержки и была инкубатором нововластных идей. Первые лекции касались таких тем, как «новая власть сотрудничества» или «свободное распространение информации и начало революции в обучении». Но сама ее модель была очень далека от идеалов свободного распространения информации. И программу конференции, и подбор выступающих курировала небольшая централизованная команда. Посетители мероприятий TED имели привилегированный доступ к некоторым из наиболее передовых мыслителей мира, но этот доступ могли получить лишь те, кто обладал нужными средствами и связями. Как отмечают авторы официальной истории TED, первоначальная структура конференции лишь усиливала его сходство с тайным обществом: «Растущая влиятельная аудитория, представляющая самые разные дисциплины… и объединенная любопытством и открытостью мышления — а также тем, что они все вместе раскрывают все новые тайны мира» [528].
Можно было бы предположить, что в 2000-е годы, когда цифровой мир стал всё шире открываться обществу, а соцсети — всё быстрее развиваться, TED откажется от этой элитаристской модели «закрытого клуба для своих» и кардинально перестроится, чтобы стать частью демократичного мира сотрудничества и взаимосвязей, о котором так часто говорили ее ораторы.
Любопытно, что TED предпочла не изменять свою стержневую модель «закрытой конференции». В каком-то смысле ее лекции стали еще более недоступными. Посещение флагманского на данный момент мероприятия TED, проходящего в Ванкувере, обойдется вам в 25 000 долларов [529]. И даже среди тех, кто готов выложить такую сумму, устроители конференции проводят отбор «вручную» (точно так же проходит и отбор выступающих). Идет нешуточная борьба за каждое из 1200 мест в аудитории, тем более что все зрители получают по фирменному пакету со всякими замечательными сверкающими штуковинами — детищами Кремниевой долины. Лишь немногие счастливцы получают шанс лично пообщаться с Алом Гором или поиграть в Cards Against Humanity с Сергеем Брином. Конференция с участием идейных лидеров современного мира — товар из категории предметов роскоши. Он не может быть массовым.
