В докладной записке начальник штаба отряда “Мститель” Серегин дает характеристику Тимчуку:
Тов. Тимчук Иван Матвеевич, 1901 года рождения, до войны работал директором зверосовхоза, одновременно был членом Вилейского обкома партии. В начале войны тов. Тимчук эвакуировал семейство в тыл, сам же, выполняя директиву партии, остался на месте и с первых дней начал работать по организации подпольной работы в тылу противника, в госпитале и городе Минске. Где он работал директором совхоза, рабочие его любят, как отца, это я лично видел сам, когда вместе с ним проводили собрания в условиях уже оккупации фашистами района. В отряд он пришел потому, что его усиленно стало преследовать гестапо.
Будучи в отряде, он всеми силами старался насаждать большевистский порядок. В политическом отношении развит хорошо и во всех отношениях как большевик выдержан
[79].
В январе 1944-го за образцовое выполнение боевых заданий в тылу врага и особые заслуги в развитии партизанского движения в Белоруссии Тимчуку было присвоено звание Героя Советского Союза.
Иван Тимчук теснейшим образом связан с историей Марша жизни под руководством Николая Киселева. Кроме того, материалы и документы, которыми автор располагает и представляет их в книге (в основном – воспоминания евреев, находившихся в семейных лагерях и в партизанах), убедительно доказывают: Иван Матвеевич приложил много усилий для помощи евреям, которые находились в лесах Плещеницкого района в годы войны.
Материалов о Петре Серегине, к сожалению, найти не удалось. Известно, что в должности начальника штаба отряда он оставался до августа 1942-го. Из документов Киселева известно, что Серегину руководство отряда предложило возглавить группу, которая должна была вывести евреев за линию фронта, но он отказался. Возможно, отказ мотивировался тем, что Серегин считал, будто таким образом Воронянский желает избавиться от него. Дальнейшая судьба Серегина неизвестна.
Представленные документы характеризуют командира и комиссара отряда не только как людей противоположных по личностным качествам, но и как носителей разных взглядов на многие аспекты деятельности отряда. Их мнения часто не совпадали.
Что же касается вопроса о выводе евреев за линию фронта, то сегодня уже не определить, было ли такое решение совместным и насколько совпадали их позиции в этом вопросе. Но раз Киселев получил приказ о выводе людей на заседании военного совета отряда, то решение скорее всего было принято всем руководством отряда.
Евреи в партизанском отряде “Мститель”
Важно понять, как относилось руководство отряда к евреям-партизанам, находящимся в отряде, существовала ли в “Мстителе” проблема антисемитизма и как складывались отношения отряда с семейными еврейскими лагерями, расположенными вокруг него.
Как уже отмечалось, евреям попасть в партизанский отряд было непросто. Но случалось и другое – как в истории Файвла Соломянского, чудом спасшегося из гетто и принятого в партизанский отряд “Мститель”.
Из воспоминаний Файвла Соломянского
Стало светать, одежда на нас подсохла, и так мы прошли целый день. Вечером мы обратились к сельчанам, которых мы знали в этой местности и в которых мы были уверены, что они нас не выдадут немцам, дадут поесть и помогут приодеться.
Придя в первую деревню, мы постучались в дверь крестьянину, которого хорошо знали. Он открыл нам и в страхе стал креститься, как перед выходцами с того света. Они слышали, что всех евреев нашего местечка уничтожили, как же это мы здесь оказались?
Через некоторое время он оправился от испуга. Мы попросили есть за деньги, которые у нас были, и я просил передать письмо машинисту мельницы с просьбой переслать одежду, чтобы мы могли прожить в лесу.
Мы сказали, что придем на второй день за одеждой, покинули этот дом и пошли в глубину леса. Там были сложены спиленные деревья, и мы решили здесь остаться и сделать себе тайное жилье. Мы вытащили из штабелей отдельные бревна, залезли в эти дыры, укрылись и там провели день. Это был наш второй день в лесу.
Когда стемнело, мы пошли к деревне и осторожно подошли к знакомому дому. Осторожно мы осмотрели все вокруг, не грозит ли нам опасность. Мы еще боялись и не были уверены в хозяине. Мы постучались, и он открыл нам и отдал узел с одеждой, который ему дал машинист для меня. Всю одежду я поделил пополам с Фейгельманом. Хозяин продал нам еще еды, и мы обещали больше не приходить, так как он боялся за свою семью и если узнают соседи или немцы, что он помогает партизанам, то конец ему будет один – смерть ему и его семье. Мы это понимали. Мы его поблагодарили и вернулись в лес, в свое укрытие.
Мы надеялись, что положение изменится, что немцы отступят, и мы останемся в живых, но действительность оказалась иная.
Немцы постоянно наступали и укреплялись на занятой земле. Мы продолжали прятаться. Но пищи и одежды становилось все меньше, чтобы выдержать наступающие ночью холода.
Еще много дней мы оставались в лесу голодными, в холоде. Но однажды, выходя из леса, мы услышали крики: “Стой!” Мы подумали, что это немцы или украинцы, и стали убегать. Мы слышали стрельбу, и мы были уже близко возле леса, но товарищ мой отставал все больше и больше, я все это видел и не мог его оставить и вернулся, чтобы быть вместе и вместе умереть.
К нам приблизились 8 человек вооруженных и спросили: “Кто вы?” Мы поняли, что это партизаны, а не немцы. Мы им рассказали обо всем, что с нами происходило до сих пор, и что мы хотели присоединиться к ним и воевать против немцев.
Они нам не верили и посчитали шпионами, особенно потому, что товарищ не убегал. Наши рассказы их не убедили. Товарищ сказал, что понял, кто это, и поэтому не стал убегать, и еще мы сказали, что крестьяне знают нас, и они скажут, кто мы, что мы не шпионы. И еще, что важно, что командир партизан нас знает хорошо. Когда он бежал из плена, мы ему помогли деньгами и оружием.
Мы чувствовали, что они начинают верить нам и все меньше нас подозревают. Они нам дали адрес, куда явиться для встречи с партизанами. И так как они идут атаковать врага, они требуют отдать им сапоги, хотя мы их просили, чтобы они их нам оставили, потому что без сапог и без еды мы пропадем. Еще мы сказали, что здесь в округе много богатых крестьян и у них можно добыть всего, что им нужно.
Это они восприняли, и несколько человек остались стеречь нас, а несколько ушли к мужикам.
Мужики все попрятали, опасаясь, что партизаны все конфискуют. А пока они взяли нашу обувь и пальто, пообещав, что после атаки нам все вернут.
Ошеломленные, мы остались без обуви, одежды и еды.
Стемнело. Мы перешли речку, пошли к деревне на огонек. Издали услышали, что едут верховые. Мы затаились, вдруг это не партизаны, а украинцы-полицаи. Еще полчаса мы, затаившись, тихо ждали…
Приблизившись к дому, мы увидели, что часовым возле дома стоит мужик, во избежание нападения немцев, и что прибыл командир с несколькими партизанами. Когда мы зашли в дом, командир подбежал ко мне, сердечно обнял и пожал руку. “Мы выпьем за то, что ты благополучно бежал и товарищ с тобой. Кто он?” Я ответил, что это мой друг и мы вместе бежали от немцев. Он посмотрел на него и сказал, что не может принять его в партизаны. “Во-первых, у нас недостаточно оружия, а во-вторых, он не сможет воевать”. Я очень просил, что не могу оставить друга, и очень просил, чтоб он нашел пока для него работу, какую бы то ни было. Он еще немного подумал и сказал: “Я обязан тебе спасением моей жизни, и я его направлю, твоего друга, в гражданскую группу, которая проводит по лесам людей к фронту”. И отдал об этом приказ
[80].
