И вот в одном из писем Киселева 1944 года я обнаружила указание на обратный адрес: Москва, Бабушкин переулок, дом 4, Академия внешней торговли. Можно было предположить, что каким-то образом он связан с этим учебным заведением. Однако такого переулка в Москве уже не было, как и названного учебного заведения. Пришлось отыскать специалистов, которые хоть что-то знали об Академии внешней торговли. Одновременно я разыскивала в московских военкоматах данные о дивизиях добровольцев, защищавших столицу осенью 1941-го, так как Киселев в одном из документов указал, что в начале войны добровольцем ушел на защиту Москвы, был ранен, попал в плен, бежал и оказался в Белоруссии.
Все это выяснялось в беседах с москвичами по телефону и добавляло к уже известным фактам очень немного. Возможности поехать в Москву не представлялось, и поиски новых данных о Киселеве и его истории продолжались в Минске.
Так прошло более года. За это время я ознакомилась с историей Холокоста в деревнях бывшей Вилейской области, особенно района, где действовала партизанская бригада “Народные мстители”, в которой воевал Киселев. Но нигде не было и намека на события, о которых он писал в письмах в Белорусский штаб партизанского движения.
Постепенно стало понятно, что группа, которую выводили партизаны, состояла в основном из евреев – жителей Долгинова и Ильи
[6]. К сожалению, поиски в этих населенных пунктах людей, переживших Холокост, ни к чему не привели. Подтверждений невероятной истории не находилось…
Не желая прекращать собственное расследование, я начала поиски выходцев из Долгинова и Ильи через Белорусское землячество в Израиле.
И тут произошло, казалось, невозможное.
В мае 2003-го в Музей истории и культуры евреев Беларуси, который я возглавляла, пришел элегантный мужчина, уже немолодой, явно приезжий, говоривший по-русски с заметным акцентом.
Обычно я расспрашивала посетителей – откуда они и что их интересует. Зачастую ответы на подобные вопросы становились началом интересных семейных или иных историй, содержащих важную информацию для музейной экспозиции или архива. Но в тот момент я как раз собиралась уходить. И совсем было ушла, однако что-то заставило меня вернуться.
Подойдя к мужчине, я задала обычный вопрос: “Откуда вы приехали?” Он ответил, что живет в США. Тогда я изменила вопрос и спросила, где он жил до войны. Гость улыбнулся и сказал, что я не могу знать этого места, так как это небольшая деревня километрах в 100 от Минска. Я была настойчива. И он ответил: “Долгиново”.
Я сразу же спросила: “Знакома ли вам фамилия Киселев?” Мужчина изменился в лице: “Откуда вы знаете эту фамилию?” Не отвечая на его вопрос, я повторила свой и тогда услышала: “Я и моя семья обязаны этому человеку нашим спасением”. Мужчина был настолько поражен, что кто-то знает о Николае Киселеве, что некоторое время его даже пришлось успокаивать.
Мы договорились встретиться на следующий день и продолжить разговор.
И вот на следующий день Шимон Хевлин, так звали бывшего долгиновского жителя, почти пять часов волнуясь рассказывал о том, что происходило с его семьей и другими евреями Долгинова в 1941–1942 годах. Немало важного и интересного сообщил он и о Николае Киселеве. Именно со слов Шимона передо мной впервые предстал образ человека, который в высшей степени ответственно отнесся к поручению – вывести многочисленную группу евреев, от 3 до 60 лет, в основном стариков, женщин и детей, с оккупированной территории через линию фронта на Большую землю.
Повествование Шимона местами воспринималось как легенда или фантазия, а не как реальность, свидетельства очевидца. В первую очередь это касалось заботы Киселева о больных стариках и детях во время трудных переходов, выпавших на позднюю осень и зиму 1942-го. Я знала об очень сложном отношении к евреям и антисемитизме, процветавших в партизанских отрядах, поэтому не слишком-то верилось, что партизаны действительно стремились помочь евреям.
Необходимо заметить, что группа шла по территории, занятой врагом. Причем люди двигались только ночью, ели лишь то, что Киселеву со своими людьми удавалось выпросить, часто под угрозой, у местных крестьян. А накормить надо было не 10 человек, а более 200.
И все-таки, несмотря на весьма важные свидетельства Шимона, который к тому же дал адреса и номера телефонов других участников событий, живших в Израиле и США, доказательств явно не хватало
[7]. Не было главного – официальных документов (не принадлежащих Николаю Киселеву), из архива, подтверждающих, что событие действительно происходило и что людей в самом деле вывели и спасли.
Также необходимо было узнать о судьбе самого Николая Яковлевича. Ведь неизвестно было ни откуда он родом, ни когда родился…
Поиски в архиве в Минске продолжились. Из “Личного листка по учету партизанских кадров”, заполненного Киселевым в августе 1945-го, удалось узнать, что родился он в деревне Богородское, недалеко от Уфы, в 1913 году, в семье крестьянина. Дальнейшая его военная биография и то, как он попал в д. Илья Вилейского района, было известно из его письма Пантелеймону Пономаренко.
Летом 2003-го я находилась в Казани – в отпуске. Оттуда по телефону связалась с Благовещенским райисполкомом Башкирии – очень хотелось узнать, проживает ли в Богородском кто-либо из Киселевых. Мне дали телефон местного музея. Однако там ничего не знали. Через несколько дней я позвонила опять. На этот раз мне ответили, что жителей с такой фамилией в Богородском сейчас нет.
Вскоре я нашла в НАРБ другое письмо Киселева одному из руководителей партизанского движения Белоруссии – с той самой припиской о его учебе в Москве в Академии внешней торговли.
С того времени начались поиски в Москве.
После разнообразных консультаций мне удалось попасть на прием к начальнику Департамента управления делами Министерства экономического развития и торговли РФ. Чиновник, с которым мы проговорили дольше, чем можно было предположить, дал разрешение на ознакомление с документами из архива министерства – ведомственного хранилища, закрытого для сторонних исследователей.
Так передо мной оказалось личное дело Николая Яковлевича Киселева, в котором нашлись ответы если не на все, то на очень многие вопросы.
Жизнь и деятельность этого замечательного человека открылись в документах и фотографиях. Но самой важной и долгожданной находкой, позволяющей поставить точку в многолетнем исследовании удивительной истории, явился документ, который все же обнаружился в НАРБ. Это приказ Белорусского штаба партизанского движения от 14 января 1943 года о награждении денежной премией группы партизан под руководством Киселева за “вывод из немецкого тыла 210 еврейских семей”.
