– Тебе весело? – сдержанно осведомился царь, поигрывая плетью. – Ты же едва все не испортил. Если бы чутье меня подвело и я слепо доверился словам Верховной, царевна была бы уже в Кадокии, а мы с тобой – наварились скорлупой от разбитых яиц
2, как говорят у меня на родине. Неужели ты забыл о спасении своих людей ради короткой случки?
Рагнар перестал свистеть.
– Ничего я не забыл, – поморщился он. – Чтоб я когда-нибудь променял верного мне человека на бабу… да никогда в жизни! Искандер, ты меня знаешь. Я не вру во имя Крома. Та девчонка сама подошла ко мне и начала ласкаться. У нас на севере женщины так ведут себя, когда хотят, чтобы их взяли прямо здесь и сейчас.
– Мы не на севере, Кромхарт, – заметил царь.
– Да провалитесь вы с вашими обычаями! – сердито мотнул головой варвар. – Трудно помнить о них, когда тебя гладит красивая баба, а твой член после долгого воздержания едва не упирается в подбородок! Что я должен был, по-твоему, делать? Бросить ее и бежать в кусты, чтобы подрочить? Так там и кустов-то не было.
– Кромхарт, – поморщился теперь уже Искандер, – прошу, избавь меня от подробностей!
Северянин захохотал и тряхнул, словно жеребец, своей золотистой нечесаной гривой. Царь только глубоко вздохнул и мысленно попросил у богов побольше терпения.
– Не знаю, как она поняла, что я тот, кто я есть. – Рагнар задумался. – Как ты и велел, я все время молчал, даже когда трахался. Может, южные мужчины делают это иначе, но та девчонка еще не знала мужчин. – Он стиснул зубы, вспоминая, какая она была горячая и узкая, как восхитительно пахла и как мило пыталась вырваться из его объятий… Рагнар с удовольствием поделился бы этими воспоминаниями с новым другом, но увидел лицо Искандера, кашлянул и промолчал.
– Это уже не важно. – Танариец обернулся и оглядел следующих за ним всадников, пытаясь рассмотреть сквозь завесу поднятой ими пыли несколько фигурок, бредущих в самом конце. – Меня сейчас больше интересует другое. Ты был против присутствия женщин в нашем отряде и возмущался тем, что царевну будут сопровождать несколько жриц. – Рагнар кивнул. – Тогда какого же… зачем ты прихватил по дороге еще одну, эту несчастную немую девчонку?! – Царь с трудом сдержался, чтобы не наорать на него. – Судя по облачению и отсутствию вещей, она не собиралась бежать с остальными. Просто оказалась не в том месте в неподходящее время. Зачем она тебе понадобилась?!
– Для ровного счета, – хмыкнул варвар, быстро и незаметно пересчитав по пальцам. – Семь – священное число Крома.
– Не ври во имя своего бога!
– Ну, ладно. Если бы мы ее отпустили, она вернулась бы и сообщила Верховной жрице, что мы забрали царевну. А та немедленно сообщила бы клятому Ангусу или еще кому. Храм-то стоит на ничьей земле, принадлежащей только храму, но любое из соседних царств откликнется на зов ради благословения Тривии, ты же сам говорил.
– Сефира все равно скоро узнает, – вздохнул Искандер. – Может, не сегодня, но отсутствие девчонки заметят: она носит титул мельи и занимает среди жриц не последнее место. Но, при любом раскладе, мы бы успели переправиться через реку и оказаться на баасийской земле. Нужно было оставить девушку, Рагнар. Еще не поздно, мы можем ее вернуть…
Варвар упрямо помотал головой:
– Нет. Я ее выбрал.
Искандер удивленно приподнял бровь.
– Выбрал? Для чего, Кромхарт? Только не говори, что ваш северный бог требует человеческих жертв и предпочитает немых темноволосых девственниц, посвятивших себя южной Богине!
– Ни хрена они не девственницы, эти клятые жрицы, – хмуро проговорил Рагнар. – Их учат разным вещам, а потом заставляют терять невинность в объятиях первого встречного ради какого-то там Посвящения. Находись мы на севере, я, как будущий муж, был бы обязан найти этого rascalle
3 и вырвать ему ноги во имя Крома. Но мы не на севере, как ты верно заметил. Это многое упрощает.
Некоторое время танарийский царь озадаченно молчал, переваривая услышанное. Потом уточнил:
– Ты что же, собрался взять жрицу в жены?
– Ну, да. – Варвар пожал плечами. – Она мне нравится. Красивое лицо, упругие сиськи, кожа белая, как у настоящей северянки. И характер подходящий. Но самое главное – она немая, и это большая удача: не будет болтать, как все остальные бабы. Поверь, ничто так не бесит мужчину в его собственном доме, как клятая женская болтовня.
– Кромхарт, ты хочешь жениться на девушке только из-за ее недостатка?! – поразился Искандер. – Неужели на всем севере для тебя не нашлось более достойной спутницы? И разве можно связывать свою судьбу вот так, мимоходом, в дороге, со случайно подвернувшейся и приглянувшейся женщиной?!
– А что такого? – не понял его удивления Рагнар. – Мой отец именно так и сделал. Во время набега на поселение он увидел девчонку-южанку, рыжеволосую, с зелеными глазами, взял ее в плен и увез на север, в Кромхельд. Поначалу она пыталась бежать, пробовала убить его и даже себя, но потом привыкла. Родила ему детей. Отец очень любил ее, и мать его полюбила, да так сильно, что не пожелала жить, когда в одном из набегов отец погиб. Я помню костер, на котором они лежали вместе. – Северянин вздохнул. – Это было так больно… и очень красиво. Моя мать была лучшей из всех жен, которых я знал.
– У тебя может не получиться так, как вышло у твоего отца, – помолчав, заметил Искандер. – На юге другие люди, другие обычаи. Нельзя полагаться на волю слепого случая…
– Случай тут ни при чем, – перебил его Рагнар. – Я знаю, как выбирать женщину, отец меня научил. Если ты смотришь пусть даже на незнакомую пока что девчонку и вдруг понимаешь, что больше всего на свете хочешь… нет, не поцеловать ее или трахнуть, а увидеть однажды, как она кормит грудью твоего сына, вот это и есть судьба. Такую и надо брать в жены. Вот я и возьму.
Он толкнул своего коня в бок, и тот, поплясав на месте, двинулся вперед прибавленной рысью. Искандер молча смотрел вслед северянину и впервые не знал, что ему ответить.
Он мог бы сказать, что судьба – очень странная штука, и что истории с похожим началом могут закончиться совершенно по-разному.
Он мог рассказать, что женщину можно заставить покориться, но полюбить – никогда. Даже если осыпать ее золотом, окружить заботой, отдать ей свое сердце и разделить с ней трон.
Он мог поведать ему, что нежные, но наполненные ложью слова так же опасны, как яд, незаметно подмешанный в пищу.
Он мог поделиться воспоминаниями о том, как срывался его голос, когда он зачитывал смертный приговор той, которую любил больше жизни. И как дрожала его рука, сжимавшая меч, призванный привести приговор в исполнение…
