– Я ничего не сказать тебе, цар! – гордо вскинул голову пленник и отвернулся. Искандер только усмехнулся краем губ:
– Это мы еще посмотрим.
– Шестеро убитых, одиннадцать раненых, – докладывал старший из эквистеров. – У северян убитый всего один; семеро ранены, но насколько серьезно – выяснить не удалось: любого, кто спросит, варвары посылают в Бездну. Еще погибли три женщины, жрицы из храма. – Воин вздохнул. – Двух подстрелили, одну затоптала лошадь.
Искандер опустил глаза и почувствовал, как к горлу медленно подступает холодный ком. Он видел стоявшую возле царевны Зелию и юную жрицу с кудрявыми волосами. Значит, женщина, которая была с ним, теперь мертва. А он не мог даже вспомнить ее имя.
Великие боги, надеюсь, она не мучилась.
– Освободите повозку для тяжелораненых, – распорядился царь. – Женщинам дайте лошадей, только выберите самых спокойных. И выройте яму для мертвых: не годится оставлять танарийских воинов гнить в степи.
– А что делать с телами пустынников? – спросил старший эквистер.
– Здесь неподалеку есть овраг. – Взгляд танарийского государя стал жестким. – Сбросьте их туда на поживу стервятникам.
Этой ночью никто не спал. Уцелевшие воины несли стражу, отлавливали и осматривали лошадей, помогали раненым и готовили к погребению мертвых. Каждое тело заворачивали в одеяло или плащ, опускали на дно ямы рядом с другими телами, клали в изголовье личные вещи, если они были, оружие, миску и ложку – пригодятся в Доме Богов. Северяне возмущенно поглядывали на танарийцев: разве это дело – скармливать червям доблестных воинов?! – и неустанно носили хворост для костра, на который потом положили Хенрика. Вещи его тут же нашли новых хозяев: и удобный кожаный мешок, и топор, и даже не особо нужный на юге теплый меховой плащ. Варвары не любили, когда что-то хорошее пропадало зря, но одежду убитого, его сапоги и широкий воинский пояс они не тронули. Кром должен сразу понять, кто пришел к нему: воин, кузнец, охотник или кожевник. Бывало, что мертвых врагов в отместку наряжали в женское платье – чтобы суровый северный бог принял их за женщин и заставил целую вечность ухаживать за козами в своем Ледяном Чертоге.
Тела погибших сестер Зелия и Тайлин обмыли принесенной с реки водой и накрыли одним одеялом. Герика беззвучно произнесла над ними молитву Великой Тривии, а потом Зелия срезала у каждой по пряди волос. Жриц-воительниц хоронили в особом склепе в подземелье храма, но сейчас не было возможности доставить туда тела. И все же хотя бы малая частица Хризе, Анат и Миры будет оставлена в склепе, а на Стене Памяти уцелевшие сестры вырежут их имена.
– Как мы похороним их? – спросила Тайлин. Она не поднимала глаз, словно чувствовала себя виноватой в том, что осталась жива.
Зелия задумалась, посмотрела на копающих яму танарийцев, потом – на складывающих огромный костер северян. Стоявший неподалеку Рагнар заметил ее взгляды.
– Клятая темнокожая баба дралась как исчадие Бездны, – почти с восхищением проговорил он. – Не будь она такой злобной и не будь она бабой, я взял бы ее в свой отряд.
– Не будь она такой страшной, я взял бы ее в жены, – сказал кто-то из кромхеймцев, и в голосе его звучало уважение. Остальные одобрительно закивали.
Рагнар и двое его воинов подошли к жрицам и некоторое время разглядывали лежащие под одеялом тела. Зелия молчала, и тогда вождь северян заговорил первым:
– Плохо, если таких красивых женщин будут грызть черви. Им бы уйти к своей богине в золоте и блеске священного огня. У нас много хвороста, хватит на четверых… да и Хенрику будет не так скучно добираться до Ледяного Чертога.
Зелия долго не отвечала, и Рагнар уже было подумал, что она не желает с ним говорить. Но неожиданно жрица подняла голову и негромко сказала:
– Девочкам тоже нужна хорошая компания. Спасибо, Кромхарт.
Двое северян подняли тела Хризе и Анат, отнесли их к костру и положили рядом с Хенриком. К телу Миры Зелия никому из мужчин не позволила прикоснуться и перенесла его сама. Помедлила, вглядываясь в застывшие черты лица любимой женщины, словно хотела увидеть что-то, ведомое лишь ей одной, затем наклонилась, поцеловала ее в холодные губы и, выпрямившись, шагнула назад.
– Прощай, Хенрик. Увидимся на пиру у Крома! – Рагнар подал знак, и его люди начали поджигать кучу хвороста с разных сторон. – Прощайте, женщины. Пусть ваша Тривия будет к вам благосклонна.
После того, как костер разгорелся, кромхеймцы уселись на землю неподалеку, глядя в огонь и думая каждый о своем. Герика и Тайлин остались стоять, опустив головы, чтобы не было видно слез, а Зелия, прямая, как древко копья, замерла в стороне от всех, и глаза ее были сухими. Когда пламя поднялось выше человеческого роста, она повернулась и ушла туда, где возле палатки на одеяле сидела Солан – одинокая и потерянная, с заплаканным лицом и безучастным взглядом. Жрица опустилась рядом, обняла девушку, прижала к себе, и плечи царевны вновь задрожали от беззвучных рыданий. Зелия только вздохнула и погладила ее по голове, как ребенка.
– Такова война, госпожа, – негромко проговорила она. – Ей не важно, что у многих погибших воинов остались отцы и матери, жены и дети. Ей нет дела до того, что Хризе мечтала выйти замуж, обзавестись хозяйством и родить детей, что Анат хотела любить и быть любимой, а Мира – служить Великой Богине и всегда быть рядом со мной. Колесо войны безжалостно давит всех, кто попался ему на пути, не разбирая, женщина это или мужчина, воин или селянин, взрослый или дитя, хороший человек или плохой. И пусть будут прокляты те, кто запускает это колесо… не важно, ради чего. Цель у войны всегда одна: чья-то выгода… но какой же дорогой ценой приходится платить! – Голос ее впервые дрогнул. Жрица помолчала немного, а потом уже спокойно добавила: – Запомните это, госпожа. Даже если сейчас вам хочется поскорее забыть о случившемся, как о страшном сне. Для кого-то этот сон навсегда останется явью.
Постепенно царевна затихла в ее объятиях. Горечь утраты и шок от произошедшего этой ночью лишили Солан последних сил, но не смогли остановить ее мысли. Находясь на грани забытья, среди хаоса слов, чувств и эмоций, она отстраненно подумала, что дальше так продолжаться не может. Нужно навести во всем этом порядок, а потом перестать, наконец, плыть по течению и сделать что-нибудь действительно важное… для себя, для кого-то еще… что-то изменить в существующем мире и, прежде всего, в себе… ради других и ради того, чтобы стать счастливой. Не так уж это и сложно: надо всего лишь…
Мысль родилась в сердце, окрепла и превратилась в уверенность. Как будто кто-то мудрый, живущий внутри, пробудился и подсказал.
Я должна остановить эту войну.
Когда погребальный костер почти догорел, Герика и Тайлин вернулись к палатке. Над степью плыл сладковатый запах горелой плоти – от него мутило, несмотря на то, что ветер с реки уносил его в сторону. Солан, свернувшись калачиком, спала, положив голову на колени Зелии. Старшая из воительниц посмотрела на девушек и тихо сказала:
