– Солан, прошу тебя, успокойся. – Герика обняла подругу. – Решения, которые первыми приходят в голову, не всегда самые верные. В дороге небезопасно, письмо могут перехватить, да и поверит ли твоим словам царь Ангус? А вот поделиться вестями с соседом и другом он может. И одним богам известно, что придумает государь Эзра, поняв, что близок к разоблачению.
– Что ты предлагаешь? – нетерпеливо спросила Солан. Но мелья только беспомощно пожала плечами.
– Я хотел созвать консулат, – вздохнул Искандер, – но потом понял, что у меня ничего не получится. Моя репутация… словом, если ко мне не прислушивались раньше, то вряд ли послушают сейчас. Калигар пока еще не стал правителем Бааса, и на его призыв не откликнутся тоже. Правда, у меня есть еще один союзник – царевич из Тиррена…
– Двенадцатилетний мальчишка еще не вправе не то что созывать консулат, но даже появляться на нем, – усмехнулся государь Эолай. – Но если собрания потребует человек уважаемый, зрелый, мудрый и имеющий для созыва весьма убедительный повод, то правители приедут, Искандер. И выслушают. И, я уверен, на этот раз не станут смеяться.
– Отец… – Герика бросилась к нему, опустилась на колени возле кресла, схватила руку царя и покрыла ее поцелуями. А Эолай взглянул на смиренно склонившего голову танарийца и усмехнулся:
– Можешь не благодарить.
– Ваша помощь поистине бесценна, господин, – проговорил Калигар. – Осталось найти причину для внеочередного собрания. Смею напомнить, что она должна быть веской и волнующей каждого из государей.
– Полагаю, это мы обсудим чуть позже, в приватной беседе, без женщин, под молодое вино, – ответил владыка Синтара. – Подходящих причин достаточно: например, вторжение варваров и растущая угроза с Севера…
– Отец! – Мелья с упреком взглянула на него и поднялась. Но государь Эолай только сдвинул брови:
– Не думай, что я забыл о твоем вопиющем поступке, простил тебе самовольство и смирился с твоим решением! Я еще разберусь со всем этим, но позже, без посторонних, и вы с Сефирой ответите мне, что, во имя демонов Бездны, привело мою благовоспитанную и образованную дочь в объятия дикаря!
Герика тоже нахмурилась, отпустила его руку и уже открыла было рот, чтобы высказать что-то необдуманное и резкое, но тут одна из боковых дверей распахнулась и в зал для торжественных приемов вошел ее муж.
В первый миг она даже не узнала его – гладко выбритый, с чистыми, аккуратно расчесанными волосами, одетый в баасийскую тунику вождь северян выглядел совершенно другим человеком. Обернувшись, Герика посмотрела на Лару, и женщина многозначительно улыбнулась ей. А потом мелья встретилась взглядом с Рагнаром и почувствовала, как в ее душе воцаряются спокойствие и умиротворенность: ее мужчина рядом, и теперь уже никто не посмеет обидеть ее или унизить его. Даже отец.
– Да благословят вас ваши боги, государь, – сдержанно проговорил Кромхарт, подходя ближе. Царь Эолай, к которому он обращался, замер в изумлении: одежда и манеры южан не обманули его – синтариец сразу же понял, кто перед ним, и убедился в своей правоте, едва взглянув на посветлевшее лицо Герики. Но сейчас он уже не решился бы назвать этого человека варваром и дикарем. А северянин сделал еще шаг – и неожиданно, с достоинством опустился на одно колено.
– Я Рагнар Кромхарт из Кромхейма, где меня уже много лет называют вождем. Я взял в жены царевну, вашу дочь… хотя, по правде сказать, все это время думал, что она обычная жрица из храма Тривии. – Он покосился на мелью, и Герика поняла, что сегодня, кроме всего прочего, ей предстоит объясниться и перед мужем. – Знаю, вы хотели отдать ее Искандеру, хоть тот и не был особенно этому рад, потому что… – Танарийский царь за его спиной смущенно кашлянул, и Рагнар сразу перешел к главному: – Если вы благословите наш брак, я обещаю во имя Крома верно служить Синтару и защищать его интересы.
– А если нет? – сухо поинтересовался оправившийся от изумления царь.
Рагнар задумался. А потом пожал плечами:
– Тогда ваши внуки вырастут в Кромхейме и будут носить меховые штаны.
Некоторое время Эолай молча разглядывал северянина, пока его любопытство боролось с неприятием и возмущением. Потом повернулся к Искандеру:
– Могу я поговорить наедине с этим… человеком?
– Разумеется. – Танарийский царь сделал знак остальным. Герика помогла матери встать и предложила ей отдохнуть с дороги в ее комнате, Солан и Сефира последовали за ними. Лара засеменила следом, но возле дверей ее остановил Калигар.
– Письма не уходят из Бааса сами. – Он строго посмотрел на жену. – Ты знала обо всем, Лара? Знала и не сказала мне?
– Господин, – женщина с самым невинным видом опустила глаза, – перед тем, как все рассказать о себе, царевна Герика заставила меня поклясться именем Тривии, что я не раскрою ее тайну.
– И ты дала клятву, еще не зная, о чем именно придется молчать?!
– Простите, мой господин, – улыбнулась Лара, – но кто мог подумать, что маленькая женская тайна может существенно повлиять на политическую ситуацию сразу в нескольких государствах!
Услышав ее слова, царица Тамирис с Верховной жрицей переглянулись и рассмеялись. Калигар вздохнул и укоризненно покачал головой:
– Поговорим об этом позже. А пока – позаботься о наших гостях и праздничной трапезе.
– Слушаюсь… государь!
Двери за ними закрылись, смех и голоса стихли. Вождь северян и владыка Синтара остались в огромном зале одни. Рагнару надоело стоять, преклонив колено, и он поднялся. Теперь государь Эолай смотрел на него снизу вверх: Кромхарт был выше его почти на целую голову. Но, похоже, царя это не смущало.
– Я задам тебе всего два вопроса, – холодно проговорил он, – и хочу, чтобы ты честно ответил на них. Так я пойму, что ты за человек.
Рагнар хотел было возразить, что никогда не лжет во имя своего бога, но вовремя прикусил язык.
Только бы не поинтересовался, сколько у меня золота, воинов и лошадей!
– Чего ты боишься, Рагнар Кромхарт? – спросил царь, пристально глядя на него.
«Ничего», – едва не ответил он, но успел удержаться от глупой и высокомерной лжи. Верный ответ требовал времени, поэтому вождь заговорил не сразу:
– Как всякий мужчина, больше всего я боюсь опозорить свое имя. Это значит – совершить недостойный поступок. Предать. Проявить слабость. Взять плохую жену. Воспитать негодных детей. Оскорбить память предков. Разгневать нашего бога.
– А я боюсь, что после моей смерти трон Синтара достанется неопытному и невоспитанному чужаку! – так же искренне поделился своим возмущением Эолай. Но, увидев, что варвар сохраняет поразительное спокойствие, сбавил тон. – Скажи, ты действительно любишь мою дочь? На что ты готов ради нее?
– Это еще целых два вопроса, – заметил Рагнар, – но я отвечу на оба сразу. – Он помолчал, собираясь с мыслями. – Вождями на Севере не рождаются, их всегда выбирает племя. Люди выбрали меня, потому что уважали, потому что доверяли мне, и я старался быть хорошим вождем. Хотел показать им другие земли, другую жизнь… но знал, что однажды должен вернуться домой.
