Я уже был готов застегнуть молнию, когда в голову мне пришла еще одна мысль. Встав на колени, я вытащил из-под кровати «Журнал операций» и взвесил его на руке, прикидывая, стоит ли брать. Книга была толстая и тяжелая, и к тому же битком набита всякой информацией, за потерю или кражу которой Эйч меня по головке точно не погладит. Куда разумнее было бы запереть «Журнал» от греха подальше в дедушкином бункере. Но вдруг он мне понадобится? Там же полно фотографий и сведений о том, как Эйб и Эйч делали свою работу, – настоящая золотая жила…
Я вытряхнул одежду и туалетные принадлежности, вынул карты и открытки из книжки и сунул их под обложку «Журнала». Его я положил на самое дно, шмотки и гигиену – поверх, застегнул молнию, взвесил в одной руке. Ну, примерно как тягать тридцатифунтовую гантель. Я бросил сумку на кровать. Она отскочила, скатилась на пол и рухнула со стуком, от которого затрясся дом.
* * *
Ночью я не сомкнул глаз. На рассвете мы с Эммой улизнули и поехали к Эйбу домой. Мы открыли люк и спустились в бункер – выяснить, что мы там проглядели. Честно говоря, я надеялся, что, как и предполагал Эйч, это окажется машина: с четырьмя нормально работающими дверями… Хотя никак не мог взять в толк, как деду удалось втиснуть машину в тоннель, в котором даже я не мог выпрямиться во весь рост. А если все-таки как-то удалось, как ее оттуда извлечь.
Несколько минут мы обшаривали дедушкину подземную мастерскую и действительно обнаружили торчащую из стены ручку, прячущуюся в тени между двумя металлическими полками. Я просунул туда руку, повернул, и дверь в стене отворилась наружу, утащив за собой полки и открыв еще один тоннель. Мы полезли туда – снова в три погибели, так как этот ход был еще более клаустрофобичным и низким, чем предыдущий. Эмма зажгла огонь, а я подпер дверь металлическим ящиком с сублимированной едой из дедушкиных запасов.
Футов через сто мы добрались до узкой бетонной лестницы. Она привела к толстой железной двери, которая не стала отворяться ни внутрь, ни наружу, а вместо этого уехала вбок. За ней оказался чулан. Обычный домашний чулан, даже с ковриком на полу. Я открыл деревянную дверь, и мы с Эммой вышли в обычную городскую спальню. С голым матрасом на кровати, тумбочкой и комодом. Стены пустые, окна забиты досками, единственный свет проникает в щели между ними.
Мы были в другом доме из Эйбова тупичка.
– Что это за место? – поинтересовалась Эмма, пальцем чертя длинную линию на пыльном комоде.
– Может, убежище, – предположил я, заглядывая в ванную комнату с одиноким розовым полотенцем на крючке возле раковины.
– Думаешь, тут кто-то еще есть? – прошептала Эмма.
– Скорее всего, нет. Но все равно будь настороже.
Мы прокрались по короткому коридору, по пути заглядывая в комнаты. Скудная меблировка, напоминающая сетевой мотель или образец интерьера в магазине «Все для дома», – безлико, но помогает создать иллюзию, будто здесь и правда кто-то живет. Дойдя до конца коридора, я повернул налево, туда, где должна была быть гостиная. Расположение комнат было такое же, как и в дедушкином доме, – у меня даже дежавю случилось… Как будто мне знаком каждый дюйм в доме, где никогда раньше не бывал. Окна в гостиной тоже были заколочены, так что я подошел к парадной двери и посмотрел в замочную скважину.
Через улицу, в паре сотен футов от нас стоял дом Эйба.
Дальше мы отправились в гараж. Стоило переступить порог, как стало ясно: весь смысл этого дома заключался только и исключительно в этой комнате. Все стены были заняты полками и гвоздиками, на которых лежали и висели всевозможные инструменты и запчасти. Посреди всего этого в окружении прожекторов бок о бок стояли два автомобиля.
– Черт побери! – воскликнул я. – Да уж, у дедушки были машины.
Одна была белый «каприс-классик». Он выглядел, как брусок мыла на колесах, и несомненно пользовался популярностью у старшего поколения жителей Флориды. Я узнал в нем дедушкину обычную машину – ту, на которой он ездил, пока родители не запретили ему садиться за руль. Я-то думал, он от нее избавился, но смотрите-ка… Вторая – мускулистое черное двухдверное купе, похожее на «мустанг» из шестидесятых, но пошире сзади и с более элегантными линиями. Я не понял, что это за машина, так как никаких опознавательных знаков на ней не оказалось.
«Каприс» предназначался для путешествий инкогнито, догадался я. Второй – для более экстренных поездок. Он обладал некоторым шиком.
– Ты правда не знал, что они у него есть? – спросила Эмма.
– Понятия не имел. Нет, я знал, что у него была машина, но отец заставил его бросить руль, когда Эйб провалил проверку зрения. Ездил же он на чем-то в эти свои путешествия. На целые дни уезжал, а то и на недели. Совсем как в папином детстве, только не так часто. И вот после этого ждать, чтобы я или мои родители отвезли его в магазин или к врачу… Наверное, это было тяжело.
Тут до меня дошло, что Эйб наверняка так и не перестал водить – он просто начал это скрывать.
– Но машины все-таки оставил, – заметила Эмма.
– Ага. И содержал их в полном порядке.
В отличие от всего остального в доме машины были безупречно чистыми, хотя и запылились немного за последние дни.
– Наверняка он то и дело бегал сюда, чтобы повозиться с ними. Отполировать там, масло поменять. И чтобы они были под рукой, но семья не нашла.
– Возникает вопрос: зачем ему это было нужно? – спросила она.
– Что? Уничтожать пустóт?
– Иметь семью.
Я не знал, что ответить, и промолчал.
Открыв «каприс», я скользнул внутрь, полез в бардачок и нашел там регистрационную карточку на машину. Все еще действующую – ее обновили за пару недель до дедушкиной смерти. Но только не на его имя.
– Ты когда-нибудь слышала про Эндрю Ганди? – я протянул карточку Эмме через открытую дверь.
– Наверняка псевдоним, которым он пользовался, – она вернула мне карточку. – О, господи.
Я закрыл бардачок и вылез из машины. На лице у Эммы было странное выражение.
– Ты чего?
– Я тут подумала… а правда ли, что его звали Эйбом?
Вопрос был не такой уж странный, но почему-то больно меня уколол.
– Правда, так и звали.
Она посмотрела на меня.
– Ты уверен?
В глазах у нее был незаданный вопрос: если Эйб был способен так обманывать, вдруг и я пошел в дедушку?
– Уверен, – сказал я и отвернулся. – Уже почти девять. Давай выбирать машину и поехали.
– Ты за рулем, ты и выбирай.
Выбирать было особенно нечего. «Каприс» практичнее: четыре двери вместо двух, багажник больше, меньше привлекает внимания на дороге. Зато тот, второй, гораздо, гораздо круче и быстрее с виду. Подумав целых три секунды, я ткнул в него и сказал:
