– Но сейчас же сегрегации нет, – возразила Бронвин, глядя на Хейли, белого мальчика с наушниками на другом конце стола, и девочку постарше, тоже белую, сидевшую напротив него.
– На интеграцию ушло очень много времени, – вздохнула мисс Энни. – Но, пусть даже медленно, нам это удалось.
– Пустóтам все равно, какого вы цвета, – заметил Элмер. – Они просто хотят получить вашу душу. Это и помогло нам сплотиться.
– А как обстоят дела в петлях в других частях страны? – спросил Енох. – У них имбрины есть?
– Имбрины Юга пострадали первыми и сильнее прочих, – сказал Элмер, – но постепенно исчезли все, по всей стране.
– Все до единой? – не поверила Бронвин. – То есть совсем-совсем ни одной не осталось?
– Я слышала, что кто-то из них уцелел, – сказала мисс Энни. – Те, кто сумел спрятаться. Но у них больше нет ни силы, ни влияния, как в прежние времена.
– А у коренных американцев с этим как? – поинтересовался Миллард. – У них петли есть?
– Были. Но немного. Они, как правило, не боялись странности и своих странных не преследовали. В пределах своего племени, по крайней мере.
– Тут мы подошли к двадцатому веку, и здесь я уже могу вставить слово, – сказал Элмер. – Организация начала угасать – в основном потому, что имбрин почти не осталось. Нормальные стали забывать о нас. И тогда петли начали драться между собой – за территорию, влияние, ресурсы.
– Имбрины бы такого ни за что не допустили, – сказала Эйлин.
– Мы немного слышали о том, через что пришлось пройти вам, ребята, в Европе с вашими пустóтами, – продолжал Элмер. – Но чудища в основном водились на вашей стороне пруда. Так было до конца пятидесятых, а потом они обрушились на нас. Это быстро положило конец большинству межклановых раздоров, но мы начали бояться высунуть нос из петли – ведь теперь нас могли сожрать монстры.
– Вот тогда-то дедушка с Эйчем и начали с ними бороться, – сказал я.
– Точно, – кивнул Элмер.
– Так что, – спросила Бронвин, – нормальные в Америке все еще знают о нас?
– Нет, – ответила Джун. – Уже довольно давно не знают. Да и в девятнадцатом веке не то чтобы многие знали.
– Нет-нет-нет, Джуни, ты ошибаешься, – возразила мисс Энни, энергично качая головой. – Они хотят, чтобы ты так думала. Поверь, и сейчас есть те, кто знает. Есть нормальные, которые понимают нашу силу, боятся нас и хотят нас контролировать.
– Да чего они боятся-то? – воскликнула Джун.
– Самой идеи, – ответила ей мисс Энни. – Идеи, что странные не обязательно должны быть слабыми и разобщенными. Они боятся той силы, которую получили бы странные, если бы вдруг объединились. Сейчас они этого боятся не меньше, чем в давно минувшие дни. – Она сурово кивнула, вздохнула и взяла вилку. – А теперь прошу меня извинить. Вы-то поди все уже наелись, а у меня еще и кусочка во рту не было.
* * *
Все подождали, пока мисс Энни доест, и лишь затем вышли из-за стола и начали прибирать после ужина. Мне было совершенно ясно, что именно ей следует отдать вторую посылку, так что, когда она собралась уходить, я предложил проводить ее куда ей будет угодно.
Она сказала, что просто идет домой. Я предложил ей опереться на мою руку. Когда наша короткая прогулка подошла к концу, я вручил ей пакет – он был такой маленький, что легко помещался в карман. Судя по всему, она его ждала.
– Вы его не откроете? – спросил я.
– Я знаю, что там и от кого, – сказала она. – Помоги-ка мне взойти на крыльцо.
Мы поднялись на три ступеньки, ее спина была согнута почти под прямым углом, но наверху она сказала:
– Подожди-ка минутку, – и исчезла в доме.
Вскоре она вернулась и положила что-то мне в руку.
– Он велел отдать это тебе.
Это был старый потрепанный блок бумажных спичек.
– Что это?
– Прочитай и узнаешь.
На одной стороне оказался адрес в Северной Каролине. Словно этого было недостаточно, на другой виднелась надпись: «УМНЫЙ остановится у нас и получит БОЛЬШЕ за свои деньги!».
Я сунул коробок в карман.
– Когда увидишь его, поблагодари его от меня, – добавила мисс Энни, – и скажи, пусть в следующий раз явится собственной долбаной персоной, чтоб я могла еще разок поглядеть на его пригожее личико. Скажи, что по нему тут скучают.
– Спасибо, – сказал я.
– Верь в него. Он может быть тем еще упрямцем и врединой, и вообще занозой в заднице, но не дай ему убедить себя, что он не нуждается в помощи. Слишком большой груз он тащил столько лет, и ты ему нужен. Вы все нужны.
Торжественно склонив голову, я поднял руку в прощальном жесте, а она ушла в дом и захлопнула дверь.
Я пошел искать друзей. Эмма о чем-то шепталась с Джун. Я направился прямо к ним. Джун, кажется, втолковывала Эмме что-то, что той совсем не нравилось – она стояла, скрестив руки на груди, с серьезным и напряженным лицом. Но когда она увидела меня, выражение ее лица тут же сделалось нейтральным, она быстро попрощалась с Джун и побежала мне навстречу.
– О чем вы говорили? – спросил я.
– Так, профессиональные мелочи. Ты знал, что она сама напечатала большинство фотографий в этом альбоме?
Было очевидно, что она врет, но делала она это с такой легкостью, что застала меня врасплох.
– Тогда почему ты так расстроена? – спросил я.
– И вовсе я не расстроена.
– Ты спрашивала ее о той девушке. С которой время от времени приезжал Эйб.
– Нет, – сказала Эмма. – Меня это не интересует.
– Ага, рассказывай.
– Хватит меня допрашивать. Вон идут Бронвин и Енох.
Миллард тоже был с ними – он оделся, и теперь его было видно, – а еще Джун, Ферн и Пол, с которыми они уже успели подружиться.
– Позже поговорим, – сказал я.
– Не о чем тут говорить, – пожала плечами Эмма.
Я чуть не вышел из себя, но сумел погасить вспыхнувший гнев. Я сказал себе, что все равно никогда не пойму, что чувствует Эмма, и если все-таки хочу быть с ней, придется уважать ее чувства и позволить самой с ними разобраться.
Это было разумно. Но мне все равно было обидно.
Мы стали собираться в дорогу. Пол принес металлический термос.
– Вот вам кофе с собой. Чтобы не пришлось останавливаться.
Элмер пожал нам всем руки.
– Если кому-нибудь из вас понадобится прорицатель, вы знаете, где нас искать.
– Какой интересный человек, – заметил Миллард, когда Элмер отошел достаточно далеко. – Вы знали, что за семьдесят лет он успел принять участие в трех войнах? Во время Первой мировой он спал в петле прямо в траншеях Вердена, чтобы не повзрослеть ни на день.
