– Может, расскажешь им? – предложила Лили. – Они ведь просто хотят помочь.
– Знаешь, сколько раз я уже это слышала? «Они просто хотят помочь! Доверься им! Они не сделают тебе ничего плохого!» Старая песня. – Нур глубоко вздохнула. И вдруг как будто решилась: – Но, похоже, на этот раз у меня действительно нет выбора.
– Ты прячешься в заброшенном доме, – услужливо подсказал Енох. – И во всем зависишь от слепой девчонки, которая приносит тебе еду.
Нур смерила его уничтожающим взглядом:
– А что умеешь ты, малец?
– Ничего особенного, – быстро вмешалась Эмма и шагнула вперед, прикрывая Еноха.
– Прошу прощения? – возмутился Енох, выглядывая у нее из-за спины. – Ты что, стесняешься меня?
– Нет, конечно, – поспешила заверить его Эмма. – Просто мне показалось, что для этого пока еще слишком… слишком рано.
– А на мой взгляд – давно пора, – возразила Нур. – Карты на стол! Больше никаких секретов!
Енох оттолкнул Эмму.
– Слышала, что сказала леди? Никаких секретов.
– Ладно, – кивнула Эмма. – Только не перегибай палку.
Енох шагнул вперед и достал из кармана пластиковый пакет. Пакет закачался у него в руке, словно маятник; внутри виднелось что-то влажное и темное.
– К счастью, я прихватил из школы кошачье сердце. – Он огляделся. – Не найдется у кого-нибудь куклы? Или чучела? Или, может… мертвой зверюшки?
Нур едва заметно вздрогнула, но любопытство пересилило страх.
– Там, в одной из комнат по коридору, полно дохлых голубей, – сообщила она и направилась к выходу вместе с Енохом.
Минуту спустя она вбежала обратно, хохоча и размахивая руками, а следом за ней в комнату ворвался голубь. У него не было глаз и половины крыла, но он все равно носился кругами, как сумасшедший, то взмывая под потолок, то ныряя вниз, так что нам оставалось только приседать и падать на пол, прикрывая руками головы. Наконец, он врезался в стену, рухнул на пол в облаке перьев и больше уже не очнулся.
Последним в комнату вбежал Енох:
– Я никогда еще не воскрешал птицу! До чего здорово!
– С ума сойти! – Нур уже отдышалась и теперь улыбалась. – Что это за чертовщина?
– Ну, что тут сказать, – пожал плечами Енох. – Просто я очень талантливый.
– Ты ненормальный! – воскликнула Нур и опять рассмеялась. – Но мне нравится. По-моему, это круто! И я не шучу.
Енох просиял.
– Ну, теперь ты знаешь о нас всё, – заметила Эмма, вставая с пола.
– Твоя очередь, – добавил я.
– Ладно. – Нур подошла к кушетке и села. – На самом деле это даже хорошо, что я смогу вам все рассказать. Прямо гора с плеч. До сих пор об этом знала только Лили.
Мы сели вокруг нее в кружок. Свет в комнате немного потускнел. Мягким, но уверенным голосом Нур начала свой рассказ:
– Впервые я заметила, что со мной происходит что-то непонятное, прошлой весной. – Она вздохнула и обвела нас взглядом. – Так странно говорить об этом вслух!
– Не торопись, – сказала Эмма. – Мы никуда не спешим.
Нур благодарно кивнула и начала снова:
– Второго июня, во вторник днем, я вернулась домой из школы. Оказалось, Вонючкинс – это мой якобы папа – меня целый день дожидался.
На самом деле ее приемного отца звали не так, и Нур назвала другое имя, но оно тоже начиналось с «В».
– У нас с ним случилась супердлинная и неприятная беседа – насчет того, что я попусту трачу время после школы на всякие клубы и лучше бы я взяла подработку в «Снежной королеве». Это кафе-мороженое на нашей улице. Мол, и что с того, что платят там гроши, лишние деньги никогда не помешают. Я сказала, что после школы не хожу по клубам, а готовлюсь к поступлению в колледж, и что лишние деньги мне ни к чему, а им с Тиной за меня все равно платит государство. Ему это не понравилось. Он начал орать. А когда он орет, я всегда убегаю в комнату, где живут их родные дети, потому что там на двери есть замок. Но на этот раз Грега и Эмбер дома не было, так что я заперлась там одна и Вонючкинс не оставил меня в покое. Он стоял под дверью и продолжал орать. Это было просто ужасно! Я не знала, что делать, и в конце концов открыла рот, чтобы закричать в ответ, но вместо крика из меня как будто вырвалось что-то другое. Все лампы в комнате на секунду вспыхнули ярче… ну, то есть гораздо ярче, – а потом просто лопнули.
– Тут-то ты и поняла, что ты особенная? – спросила Эмма.
– Нет, нет! Я решила, что, может, у нас в доме завелось привидение. Ну, или что-то в этом роде. – Улыбка скользнула по ее губам и тут же исчезла. Нур покачала головой. – Поняла я только через несколько дней. Помнишь, Лили, мы тогда с тобой были в «Эль Тако Джуниор»?
– О господи, ну конечно! – воскликнула Лили. – Значит, в тот самый день?..
– Угу. Я ждала ответа из Бард-колледжа, и как раз получила письмо, что меня зачислили на отделение искусств экстерном. Помнишь? Я думала, у меня нет ни единого шанса, но ты заставила меня подать заявление.
– Я всегда знала, что тебя примут, – сказала Лили. – Рассказывай дальше.
Нур пожала плечами.
– Даже если закончить курс экстерном, получаешь настоящий диплом. Но это удовольствие стоило три тысячи долларов – ровно на две тысячи шестьсот долларов больше, чем у меня было. Так что я решила – пожалуй, и правда устроюсь-ка я в эту «Снежную королеву», буду откладывать деньги. Вонючкинс, когда услышал, что я поступаю на работу, сказал «давно пора». Вот только деньги, которые я буду там зарабатывать, пойдут на оплату коммунальных счетов, а не на учебу в каком-то там колледже. Да и о каком колледже может быть речь, когда я еще даже школу не закончила? Тогда я напомнила ему, что имею законное право на личный банковский счет. Он опять разорался, а я просто повернулась и убежала. Решила пересидеть в «Эль Тако», и там-то мы с тобой и встретились.
– Он прибежал за ней, – сказала Лили. – И стал кричать на нее прямо там, в ресторане. Я тогда заорала на него, и на какое-то время это помогло: думаю, он не решился кричать на слепую девушку при посторонних. Так что он выскочил за дверь и стал ждать снаружи, на улице, когда мы закончим.
– Это был самый долгий обед за всю историю мексиканских ресторанов.
– Пришлось съесть «Мачо мил» на двоих, – добавила Лили. – Раньше мы никогда его не брали, потому что в нем две тысячи шестьсот калорий. Но мы сидели уже так долго, а когда нервничаешь, так хочется есть…
– А он все это время стоял за окном и смотрел на нас. Наконец, я поняла, что больше не могу, просто сорвусь. И тогда я вскочила и побежала в туалет, чтобы Вонючкинс не увидел, как мне хреново. Там-то оно и случилось. Я чувствовала, как во мне что-то растет и рвется наружу, что я вот-вот закричу… Но на этот раз я взяла себя в руки и удержала это внутри. И тогда лампочки в туалете замигали и словно взбесились, и я… не знаю, как это объяснить, но я просто знала, что нужно сделать. Знала, что я смогу. Я потянулась куда-то наружу, куда-то вверх… и забрала из воздуха весь свет. И тогда в туалете стало темно, а весь свет собрался у меня в руках, между ладонями, и так сиял, словно я поймала самого яркого в мире светлячка.
