– Да сделано уже, государь.
– Ну и хорошо. Ладно, господа совет, давайте расходиться. Утро вечера мудренее.
Романов тут же, степенно поклонившись, удалился, и мы остались с Никитой одни. Посмотрев на кучу бумаг, добрая половина которых так и осталась непрочитанными, я не удержался от вздоха:
– Эх, когда же я себе секретаря заведу толкового!
– Где же его взять, толкового-то?.. – пробурчал в ответ Вельяминов. – На тебя же не угодишь, все тебе не такие, неграмотные да неразумные.
– Не скрипи, скажи лучше – лошади готовы ли?
– Все-таки поедешь?
– Да две недели уже не был. Дочка скоро узнавать перестанет, да и Лизка куксится.
– Нашел горе… подари ей колечко али серьги – так и повеселеет, чай, не жена.
– Тоже верно, – усмехнулся я и достал из-за пазухи небольшой коробок. – Посмотри, сгодятся такие?
Никита мельком глянул, оценив драгоценные камни и тонкость работы, и махнул головой, дескать, с головой хватит. Я тем временем принялся расстегивать пуговицы на своем зипуне. Вельяминов, вздохнув, принялся помогать. Пока я скидывал шитую золотом одежду, Никита вытащил из сундука рейтарский камзол, который обычно служил мне одеждой при поездках в Кукуй. Через несколько минут я шагал вслед за окольничим по длинным переходам кремлевского дворца. Выйдя в один из маленьких двориков, где помещалась коновязь, мы вскочили в седла и двинулись к воротам. Стоявшие возле них в карауле стрельцы бросились отворять, и наш маленький отряд двинулся в ночь.
Не успел стук копыт стихнуть, как один из стоящих на башне часовых вытащил закрепленный на стене светильник и несколько раз описал им крест в сгущавшейся тьме. Убедившись, что сигнал заметили на ближайшей колокольне, стрелец вернул фонарь на место и как ни в чем не бывало вернулся к службе. Человек, получивший таким образом весточку, тут же передал ее дальше – в высокий терем, и не прошло и четверти часа, как из одного ничем не приметного двора выехали несколько всадников, тут же погнавших своих коней с обмотанными тряпьем копытами к одним им ведомой цели. Вообще, по ночам по Москве могут ездить только дозорные и гонцы по государеву делу. Но случалось такое нередко, и потому маленький отряд из немецких и русских рейтар не вызывал у уличных сторожей ни малейшего удивления.
Посмотрев на предъявленные им бляхи, сторожа отмыкали рогатки и, пропустив ночных гостей, ворча, закрывали их снова. Впрочем, таких преград было немного, и кавалькада уверенно двигалась в сторону Иноземной слободы. Наконец, узкие улочки закончились и рейтары оказались на большом пустыре перед Кукуем. Ни немцы, ни русские здесь не строились, и потому между слободами получилось изрядное пустое пространство, заросшее невысокими деревьями и кустарником. В прежние времена, сказывали, здесь озоровали лихие люди, но последних еще два года назад изловили люди Михальского, да прямо тут и развесили. Так что всадники двигались совершенно спокойно и, как оказалось, зря.
Едва они миновали небольшую рощу, как раздался свист, и к ним со всех сторон кинулись какие-то вооруженные люди. Одни из них пускали стрелы из самострелов, другие старались вышибить своих противников из седел рогатинами. Впрочем, рейтары, хотя и не ожидали нападения, были людьми опытными и искушенными в ратном деле. Те из них, кто не погиб сразу, успели схватиться за оружие и оказали ожесточенное сопротивление. Пристрелив нескольких нападающих, они взялись за палаши и попытались прорубить себе дорогу. Однако разбойников было слишком много, и им удавалось, нападая с разных сторон, убивать одного за другим царских ратников.
Наконец остался только один из них, по виду офицер. Кружась как волчок, он ловко отбивался своей шпагой от наседающих татей, а потом, улучив момент, ударил бока своего коня шпорами. Благородное животное взвилось от боли на дыбы, но удержанное железной рукой своего всадника, рванулось вперед. Попытавшегося кинуться наперерез лиходея офицер просто стоптал конем. Казалось еще секунда – и ему удастся вырваться из западни. Однако разбойники, как видно, были готовы ко всему, и скачущий во весь опор конь налетел на натянутую между деревьями веревку. Вылетевший из седла офицер с размаху ударился о землю и, несколько раз перевернувшись, затих. Тати осторожно обошли жалобно ржущую лошадь и окружили неподвижно лежащее тело.
Наконец один из них решился подойти поближе и потрогать его. Убедившись, что пострадавший не подает признаков жизни, бандит осмелел и постарался перевернуть его. Однако едва ему это удалось, неожиданно оказавшийся живым рейтар поднял пистолет: щелкнул курок, зажужжало колесо, высекая искру, и вылетевшая из ствола с громким хлопком пуля выбила мозги незадачливому грабителю. Впрочем, это была последняя удача храбреца, кинувшиеся со всех сторон разбойники принялись рубить его саблями и топорами, и вскоре несчастный затих под их ударами. Наконец, убедившись, что их жертва мертва, главарь разбойников велел подать огня, чтобы рассмотреть лицо своего врага. Увы, оно оказалось залитым кровью и повреждено ударами так, что опознать его не было ни малейшей возможности. Тогда тать принялся обшаривать тело и нашел маленькую коробочку, спрятанную за пазухой. Открыв ее, главарь увидел в неровном свете факела тонкой работы серьги и довольно осклабился:
– Небось потаскухе своей вез!
– Господине… – опасливо позвал его кто-то из подчиненных, – уходить надо. Не ровен час, на пальбу драгуны нагрянут или еще кто.
– Уходим, – махнул головой тот и быстрым шагом двинулся прочь.
Дмитрий Щербатов проснулся довольно рано. Скосив глаза на мутное слюдяное оконце, молодой человек решил, что можно поспать еще чуток, и повернулся на другой бок. Но тут раздался какой-то шум совсем рядом, звякнуло железо о железо и прогрохотали тяжелые, подбитые гвоздями сапоги. Сон сразу улетучился, и княжич, легко вскочив с полатей, прошел босиком к двери. Осторожно выглянув, он увидел, как боевые холопы Телятевского помогают своему хозяину снимать бронь. «Где это он ратился ночью?» – удивленно подумал Дмитрий, но вслух ничего говорить не стал, а потихоньку прикрыл дверь и принялся одеваться. Быстро накинув драгунский кафтан и подхватив перевязь с саблей, он вышел другими сенями во двор и направился к колодцу.
Увидев там набирающую воду дворовую девку, он велел ей дать ему умыться. Холопка послушно взялась за ведро и принялась плескать княжичу в подставленные ладони. Наблюдая, с каким удовольствием он умывается, плескаясь и фыркая, девушка не смогла удержаться от смешка. Дождавшись, когда Щербатов умоется, она опрометью кинулась в терем, а через минуту вернулась с вышитым рушником и подала ему утираться. Затем, вновь наполнив ведра, зацепила их коромыслом и, одарив гостя на прощанье улыбкой, пошагала к себе. Дмитрий невольно залюбовался ее походкой, но едва она скрылась из глаз, вспомнил, что у него много дел.
– Ты уже встал? – спросил его донельзя довольный Лыков.
– Да, дядюшка.
– Ну и славно, поедим, что бог послал, да поедем в кремль, а то все пропустим.
– Чего пропустим-то?
